Агния Барто. Найти человека. Третья история в письмах

Агния Барто

“Найти человека”

Предыдущие главы:

Первая история в письмах
Вторая история в письмах

Из дневника поисков

Беспризорных во время войны не было. А они могли бы быть… Но детские дома будто раздвинули свои стены. И сотни тысяч детей, оставшихся без семьи, выжили, выросли, выучились. Великое дело!..

Но важно и другое — какими стали дети, выросшие без отцов? Ведь мало иметь знания, профессию — надо ещё иметь душу.

Сейчас они уже взрослые, бывшие воспитанники детских домов. Жизнь очень многих хорошо устроена: работа, своя молодая семья, дети. Казалось бы, потребность заботиться о близких удовлетворена. А они просят:

«Помогите найти мою мать, она теперь, наверно, старая, не нужна ли ей моя помощь?»

«Помогите найти мою бабушку Настю (отчества не знаю), если она ещё жива, сейчас ей годов семьдесят. Была бы ей не лишней моя помощь».

«…Живём хорошо, но не хватает радости оттого, что не знаю, жив ли мой отец и кто он. А может, моя помощь ему нужна?»

«Когда я рос, мне помогало государство. Но сейчас, когда мне двадцать семь лет, хотелось бы знать родных. Кто они? Может быть, им нужна моя помощь?»

Слова «не нужна ли моя помощь» так часто встречаются, что иногда мне приходится в передаче убирать их из писем, чтобы они не звучали однообразно. А ведь, по существу, это однообразие прекрасно.

В одно из писем, адресованных мне, вложен рубль, очевидно, на почтовые расходы.

Единственный расход, который мне по этому письму предстоит, — пересылка рубля обратно.

Много лет назад в одном доме я оказалась за столом рядом с Владимиром Ивановичем Немировичем-Данченко. Была я тогда очень молода и на Немировича-Данченко смотрела как на бога. Бог оказался суеверным. Он настойчиво просил хозяйку дома, чтобы за стол посадили её маленькую дочку, которой пора было идти спать.

— Вы очень любите детей? — почтительно спросила я.
— Люблю детей, но не в том дело…
— А в чём?
— Посчитайте, — нас же за столом тринадцать!
Владимир Иванович до того красноречиво и убеждённо доказывал мне на примерах, будто тринадцатое число несчастливое, что я почти поверила,— во всяком случае, предубеждение к числу «тринадцать» у меня осталось.

И вот, через много лет, дурная примета была начисто опровергнута. Однажды именно тринадцатого числа пришло сообщение о том, что сразу у нескольких человек нашлись родные. И тут мы решили — пусть отныне передача «Найти человека» звучит по тринадцатым числам, раз оно такое для нас счастливое.

Офицер А. А. Мелкумян — вот главное действующее лицо в одном из недавних поисков. К нему, как секретарю парторганизации воинской части, обратился солдат Василий Бесфамильный, просил помочь найти брата. Мелкумян проявил самое деятельное участие, взял на себя всю переписку, все уточнения, хлопоты. Куда он только не обращался! Так ищут родного брата, а не чужого… По справедливости, ему первому я сообщила, что брат Василия найден.

Невероятно, но пришло письмо от Анны Карениной: «Я, Каренина Анна Аркадьевна, была найдена в Харькове, воспитывалась в детском доме, работаю токарем…»

Видимо, какой-то не в меру рьяный любитель литературы дал девочке полное имя героини романа Толстого.

Третья история в письмах

Из письма Виты Полищук
Днепродзержинск

«…Большое горе принесла война и мне. Я потеряла родного отца, мать, меньшую сестру и брата. По паспорту я числюсь 1939 года рождения, это так в детском доме установили врачи. Но точно я так и не знаю, сколько мне лет и где я родилась и жила. Но я хорошо знаю, что настоящее моё имя Бэла. Отца звали Александром (отчества я не знаю), мать Ириной, сестру Аллой. Самое трудное для розыска родных то, что я не знаю, в каком городе жила… Запомнился мне отец в галифе… Резко в памяти осталось то, что перед войной мать находилась в роддоме и родила братика. Я его так и не видела, но разговору о нём в квартире было очень много. Потом мы все собрались было проведать маму в роддоме, но так и не пошли. Моментально все в доме зашумели, засуетились, тетя Рая (она, наверно, была маме или папе сестра) собирала вещи и сильно плакала. Мы с сестрой тоже плакали. Ей тогда было примерно три-четыре года, она была меньше меня. Тётя Рая посадила нас на подводу с лошадьми. Там сидели одни дети, а сзади шли женщины. Мы ехали очень долго. На ночлег останавливались в каких-то хатах. А потом опять ехали. Не помню, при каких обстоятельствах тётя Рая исчезла. Мы с сестрой оказались в одной из комнат барачного дома. Сестра Алла стала болеть, и одна женщина забрала её в другую комнату этого же барака… Она сказала мне, что Алла будет её дочерью. Они куда-то уехали с ней, и с тех пор я сестру больше не видела. Потом я оказалась на каком-то вокзале, была там долго, там я и спала. Ко мне подошла женщина в военной форме — это была Носенко М. В. Она увезла меня к себе домой. У неё был сын Славик и бабушка. У неё была ещё дочь Вита, но она умерла. И когда я стала жить у них, они стали все звать меня Витой. Это имя я ношу и сейчас. Потом они сдали меня в детский дом… Они меня часто приходили проведывать. Потом они уехали… Мне сейчас двадцать пять лет, я работаю сварщицей на строительстве Днепродзержинской гидроэлектростанции… Я часто задумываюсь, что не может быть, чтоб все погибли, ведь кто-то есть живой? Особенно мне хочется встретиться с моей сестрой Аллой, я бы её узнала, она похожа на меня. Вернее, мы с ней похожи на отца…

Хочется верить в радостное будущее…
С комсомольским приветом к вам
Полищук Виктория Александровна —
это моя послебрачная фамилия».

Из письма Аллы Егоровны Воробьёвой
Днепропетровск

«…Была передача, что одна молодая женщина ищет свою сестру, потерянную во время Великой Отечественной войны… Передачу слушал мой муж, но не всю,— что зовут сестру Аллой и что во время войны остались мы с тётей, то ли с сестрой отца, то ли матери. Многое относится ко мне. Меня зовут Алла Воробьёва (фамилия по мужу). Своей родной фамилии я не знаю, год рождения пишу 1939-й. Всё, конечно, сейчас во мне не своё, только знаю, что меня всё время звали Аллой… Лица папы и мамы помню смутно, но точно знаю, что у меня была родная сестра. В памяти осталось имя Бэла. Помню, как была сильная бомбёжка, а нас посадили на длинные гарбы и куда-то везли, но уже и тогда люди, сидевшие рядом с нами, говорили про нас бедные дети». Разумеется, папы и мамы у нас уже не было. Мы остались с родной тёткой, не помню, как её зовут. И с ней мы попали в Германию, каким образом, не знаю. Здесь мы жили в длинных бараках, спали на деревянных двухэтажных кроватях, голодали. И здесь в Германии находилась чужая нам женщина, Касилюченко Таисия Дмитриевна. И она часто просила, чтобы моя тётка отдала меня ей. И вот настал день Победы. После этого людей в бараках становилось всё меньше и меньше, люди отправлялись на Родину. Отправилась и моя тётка с сестрой, а меня оставили той женщине, Таисии Дмитриевне Касилюченко. И с ней я приехала в Днепропетровск… Прожила я с ней до пятого класса, а потом уже директор школы помог мне уйти в детский дом…

Теперь я квалифицированная швея, имею семью: мужа и трёхлетнюю дочь Светлану. Ваша передача очень взволновала меня…»

Из второго письма Л. Е. Воробьёвой

«…Никогда я не ожидала для себя таких радостных дней. Я уже даже было примирилась с тем, что у меня нет никого родных, хотя чувствовала, что где-то кто-нибудь остался жив. Когда я получила от вас телеграмму, то сомневалась, что это моя сестра, потому что хорошо знала, что мою сестру звали не Витой, а Бэлой. Но всё же на следующее утро я поехала в Днепродзержинск, от меня электричкой сорок пять минут езды. Ехала без всякого волнения, просто думала: познакомлюсь с женщиной с похожей на мою судьбой! Но когда я приехала, дома её не было, соседи сказали, что она на работе, а её девочка недалеко в детсадике… В садике меня спросили: «Вы не Витина сестра?» Я ответила, что мою сестру звали не Витой. «А она не Вита, а Бэла», — сказала сразу сотрудница детского сада.

Тут уж не могло быть никаких сомнений. Я поняла, что я точно попала на след своей сестры, и стала тревожно ждать её появления. Я не могу вам описать нашей встречи. Мы узнали друг друга. Долго плакали, а потом стали вспоминать наше совместное детство. Вита удивилась, как я могла помнить столько, ведь я была меньше её. Я не помнила имён мамы и папы, но всё, что окружало нас, я сестре рассказала. Нет никаких сомнений, что это моя сестра. Мы очень похожи. Мы росли с сестрой порознь, но взгляд, голос, улыбка, даже как мы разводим руками — всё одинаковое. Об этом говорили все, кто видел нас вместе… Я очень счастлива, я сейчас нахожусь не знаю в каком для меня новом мире… Мои родственники по мужу и я приглашаем вас к нам в гости…
С горячим приветом к вам

Алла Воробьева».

Из второго письма Виты (Бэлы)

«…Я кричала, плакала, смеялась от радости… Мне хотелось рассказать всему миру о том, что вы разыскали мою сестру Аллу. Ведь не прошло ещё и месяца, как я написала вам письмо, и вы передали по радио всё, что я в нём изложила. После этого ко мне шли мои знакомые, товарищи по работе. Они от всей души желали мне разыскать хоть кого-нибудь из родных.

И вот первого июня, в праздничный День защиты детей ко мне приехала с вашей телеграммой в руках моя родная сестра Алла. Эту дату мы теперь будем отмечать ежегодно.

Когда мне позвонили на работу, я была прямо сама не своя. А сестру пригласили до моего прихода в комнату врача. Там было очень много сотрудников сада, все уже с ней разговаривали, расспрашивали. А потом я явилась.

Мы бросились друг к другу и минут семь, обнявшись, плакали криком. Плакали все, кто видел эту встречу. Потом у нас пошли воспоминания. Я не могла поверить, что моя сестра так быстро нашлась и так близко жила возле меня, сорок минут езды поездом… Мне кажется, что это просто сон! В этот же день мы поехали к ней домой в Днепропетровск. Родня её мужа приняла меня очень хорошо. Все со слезами радовались за нас обеих, и раздавались слова: «Как они похожи». Мы всю ночь с ней не спали, все вспоминали. Я вам писала о бараках, но я, хотя и старше её, не знала, что это была Германия.

Алла спрашивает: «Как же тебя теперь называть?»

А я говорю: «Называй так, как мама назвала».

Она зовет меня Бэлой. И в Днепропетровске все так зовут, а в Днепродзержинске для всех я Вита.

Это письмо мы пишем сообща, вместе. Обязательно вместе сфотографируемся и вышлем вам фото».

Радостна и удивительна встреча двух сестёр. Радостна потому, что после такой долгой разлуки сёстры нашли друг друга. Удивительна потому, что они друг друга нашли без всяких точных данных: «Своей родной фамилии я не знаю …всё, конечно, сейчас во мне не своё…» (Алла). «Точно я так и не знаю, сколько мне лет и где я родилась и жила» (Бэла). Что же всё-таки привело к встрече сестёр? То, что сверялись не анкетные данные, которых на этот раз не было, а только детские воспоминания. Они-то снова нам и помогли.

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Стихи, русская поэзия, советская поэзия, биографии поэтов
Добавить комментарий