Евгений Долматовский. Он воевал стихом и песней (Воспоминания о М. Исаковском и Б. Пастернаке)

Евгений Долматовский
ОН ВОЕВАЛ СТИХОМ И ПЕСНЕЙ

Цитируется по: День поэзии 1979. М., “Советский писатель”, 1979, 224. стр.

В 1942 году я приехал повидаться со своей семьёй в городок Чистополь, ставший ненадолго крупным литературным центром. В Чистополе находились тогда в эвакуации старые писатели и семьи многих писателей-фронтовиков.

Чистополь был тогда невелик, и не мудрено было, что в день приезда я встретился на улице с Пастернаком и Исаковским. Оказалось, они живут в соседних домах. Я получил приглашение на чаёк и постучался вечером к Исаковскому. Оказалось, что у него за столом уже сидит Борис Леонидович Пастернак. Перед ними на тарелке лежали медовые соты. Человеку, не представляющему себе обстановку военных времен, может показаться странным сочетание этих двух писателей, но я не удивился. Я знал, что недавно уехавший ив Чистополя Александр Фадеев соединил здесь своей дружбой самых разных людей.

Во всяком случае, Исаковский и Пастернак сидели столом в бревенчатой избе, в той части, которая в деревнях именуется залом. За дощатой перегородкой тихо разговаривали женщины.

Нет сомнения в различии, во всяком случае — биографии и эстетических позиций, этих двух крупных советских поэтов, но у них были такие общие черты, как предупредительность и внимательность к людям,— вот они и были друг к другу внимательны.

Исаковский пригласил меня за стол, пошутив, что соты на базаре он купил исключительно, чтобы ускорить приобретение пасечником самолёта или танка для фронта. Потом и Михаил Васильевич и Борис Леонидович попросили меня рассказать обо всём, что там — под Москвой и Харьковом. Пастернак вздыхал, мычал и ахал, а Исаковский проявил удивительное знание фронтовых дел, куда более подробное и точное, чем мои впечатления.

Понимание военной обстановки было для слабого здоровьем поэта как бы заменой невозможности пребывания на фронте. Но была у него и другая возможность воевать, и он её блестяще использовал. Он воевал стихом и песней. Я знаю, что многие читатели-воины и читатели в тылу полагали и уверенно считали, что Исаковский находится на фронте.

Песни были его представителями на всех фронтах и в тылу. Можно ещё сказать, что у Исаковского был на войне свой личный представитель. Конечно же речь идёт о Твардовском. До меня Твардовский успел побывать в Чистополе, и Михаил Васильевич рассказывал Пастернаку и мне, какой радостью была для него встреча с другом.

А теперь его волновало — как там на фронте Саша Твардовский?

Мне запомнилось стереоскопически: изба, освещённые лучами лампы лица Исаковского и Пастернака. Рассказываю «чистопольцам» о фронтовой жизни… У нас в редакции газеты «Красная Армия» был один общий мифический герой — «купянский дед». Уж не помню, кто первым пустил в оборот образ старика, выходящего по утрам на платформу станции Купянск (она оставалась в разгранлиниях нашего фронта) и беседующего с проезжающими в теплушках к фронту н в санитарных поездах — в тыл — красноармейцами.

Купянский дед задавал им вопросы, но только сам на все вопросы и отвечал. Он позволял себе весьма острые суждения и нелицеприятную критику. Не только противнику доставалось от него, но и своим.

О «купянском деде» рассказывали все, по Твардовский уверял, что это мировой старик, что он один с ним подружился и ведёт наиболее важные и пророческие беседы только с ним.

Если кто-нибудь из сотрудников газеты «Красная Армия» задавал товарищу сложный вопрос, ответ был один: «Спроси у купянского деда!»

Когда я рассказал Исаковскому и Пастернаку об этом нашем возмутителе спокойствия и утешителе, Михаил Васильевич сразу определил: «Сашина работа! Неужели вы не узнали в образе этого купянского старика деда Данилу, любимого героя Твардовского, «сквозного» персонажа многих его стихов? Вот вы говорите, что Твардовский называл «купянского деда» мировым стариком. А в стихах про Данилу это уже было:

Потому-поскольку —
Мировой старик» .

И Исаковский прочитал на память ещё несколько строф из «Данилы».

Позже, в 50-х годах, я напомнил Михаилу Васильевичу о «купянском деде» и Даниле. А он улыбнулся: «Всё одно к одному: конечно, фольклорный Данила был у Твардовского разгоном для Тёркина. Помнишь, как они оба, по воле поэта, парились в бане?»

Может быть, читающему эти строки покажется странным: встречаются не очень близко знакомые друг с другом поэты в суровое время, а занимаются рассказыванием баек, шуток и анекдотов?

Да, да, да, именно так было. Встречи поэтов не совещания, не симпозиумы, не коллоквиумы, а были б они таковыми — не стоило б писать воспоминания.

Ещё об Исаковском и Пастернаке. В ту пору одному из них шёл только пятый десяток, а другому — шестой. Оба были почти насильно увезены от опасности, считали, что с ними поступили несправедливо, тяжко переживали свою физическую немощь и удалённость от событий войны. И это их сближало. Что касается взглядов на литературу, эстетических принципов, то не надо представлять Исаковского скучным примитивистом, а Пастернака — злостным усложнителем. Если бы реже поэтов раскладывали по разным полочкам и противопоставляли друг другу, куда больше пользы было б для литературы.

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Стихи, русская поэзия, советская поэзия, биографии поэтов
Добавить комментарий