Хаим Мальтинский
В еврейскую советскую поэзию Хаим Мальтинский пришёл ещё в конце двадцатых годов. Поэт — участник и инвалид Великой Отечественной войны.
Поэтический дар у X. Мальтийского сочетается с той непринуждённой простотой, которая сообщает его лучшим произведениям свежесть и оригинальность. Это прежде всего относится к его коротким пейзажным миниатюрам, стихам-раздумьям о жизни, о творчестве, о чести и долге перед обществом. Мужественны стихи поэта о войне, написанные в те незабываемые годы. Включены в книгу и лучшие из произведений тридцатых годов, передающие дух того времени.
ИЗ КАЛЕНДАРЯ ПРИРОДЫ
Такой подарок…
Благодарить, хвалить, — да что там! —
Мала любая похвала.
Как ты добра и как мила! —
С Кавказских гор к морским широтам
Ты землянику привезла.
Как стебельки тонки! С корнями
Ты выкопала их в лесу,
И вот стакан для них несу.
Пою водой их… Вместе с нами
Любой оценит их красу.
И вот они очнулись скоро.
Сияя солнцем дальних гор,
Но на меня тотчас в упор
Пахнуло белорусским бором,
Где каждой ягодке простор.
Благодарить, хвалить, — да что там! —
Мала любая похвала.
Как ты добра и как мила! —
С Кавказских гор к морским широтам
Ты землянику привезла.
/Перевёл Л. Озеров/
Летний вечер, в лесу
Я люблю тишину уходящего дня.
Еле-еле качается грива глухая.
Солнце в кроне густой вьёт гнездо из огня.
В этот час моё сердце и мысль отдыхают.
Птицы клювы смыкают, таясь до рассвета
(Жаль, неведомы мне этих птиц имена!).
Напоённая тёплыми соками лета,
Засыпает лесная моя сторона.
Лишь кружится пчела — всё куда-то спешит.
Но и та не шумит в этом сумраке сонном.
И дышу я в прохладной вечерней глуши
Еле слышно — как ивовый лист невесомый…
Льются тени, колеблются, день обгоняя.
По земле,
осторожна, легка, неслышна.
Как на цыпочках, мягко идёт тишина,
Светлой радостью сердце моё наполняя.
/Перевёл М Дёмин/
Осеннее
Червонными листьями осень устлала
Дорожки,— хожу я тревожно по ним.
Пришла бы родная душа и сказала:
«Давай-ка по-нашенски поговорим!»
Теперь-то я свыкся с железным осколком,
Что в кости мои угодил на войне.
Порой мне сдаётся в пути моём долгом,
Что сам я осколок, и тягостно мне.
И кажется: зыбкой струёй из потёмок,
Меж пальцев, блистая, струится песок.
Не знаю, он будет ли знать, мой потомок.
Где корень его, где исток.
/Перевёл Л. Озеров/
Клён
Приморский лес. Здесь каждый клён
Огнём осенним накалён.
Я вижу: синий воздух чист.
Как медь, пылает каждый лист.
И это радует меня:
Всё зелено вокруг огня.
Зелёный лес со всех сторон.
Горит один избранник — клён.
Когда зенит огнём объят,
Клён пламенеет как закат.
В лесу горит он как костёр.
Я руки к дереву простёр…
Приморский лес. Здесь каждый клён
Огнём осенним накалён.
/Перевёл Л. Озеров/
* * *
Не знает страха белочка сейчас.
Она стоит в лесу напротив нас.
Во влажном блеске глазок всё полней
Доверие. Вдруг показалось ей.
Что я подобен высохшей сосне, —
И вот, как по стволу, бежит по мне,
И с моего плеча прыг на сосну,
А там — в игольчатую вышину.
/Перевёл Л. Озеров/
Благословенье кукушки
О, если 6 поверить тому, что я слышу
В кукушкиной клятве, в певучем привете:
«Судьбою тебе предначертано свыше
Прожить ещё долго на этом свете…»
Кукушка клялась под зелёным навесом,
Она не желала сегодня лениться.
Я шёл на рассвете разбуженным лесом
И понял, что счёт потеряла птица.
«Ку-ку» и «ку-ку» — так легко-беззаботно.
Так щедро, так много — на радость, на счастье..
Возьму этот дар и отдам я охотно
В аренду года свои, большую часть их.
Друзьям я отдам свои годы в подарок,
И кто бы не принял подарка такого!!
Я лесом иду, он так празднично-ярок,
Кукует кукушка, считаю сурово.
Хотя я безбожник, как многие люди,
И знаю, что лживая эта примета,
Но кто за блаженную песню осудит
Лесную кукушку, дающую лета…
/Перевёл Л. Озеров/
* * *
Мой друг! Ты на лесной опушке
Встань, отрешась от суеты.
Заметь — уже молчит кукушка.
Туманом облиты кусты.
Поля в цвету… Гремит ручей.
Уходят пары к дальним плёсам.
И вечер, женщины ловчей,
Дорожки-тени стелит в росах.
Дрожит звезда над красноталом;
Ей долго в синеве блистать…
Мой друг, мы прожили немало.
Пора задумчивее стать:
Понять, о чём молчит в дыму
Вечерний мир лесов и пашен…
А если это ни к чему,
То в чём же смысл исканий наших!
/Перевёл М Дёмин/
Чёрные лебеди
Дочь, гляди-ка —
На воде
Стаи
Чёрных лебедей.
Шеи чёрные
Согнув,
В воду
Опускают клюв.
Клюв багряный,
Точно кровь,
В воду входит
Вновь и вновь.
С дочерью моей
Вдвоём
Мы вдоль озера
Идём.
Лебеди
Средь тишины
Силы песенной
Полны.
Влево ли,
Вправо ли
Величаво
Плавают.
Шеи
Коромыслами
Выгнуты
Немыслимо.
Смотрит дочь:
Это чудо —
Что такое
И откуда?
Среди парка
На воде
Стаи
Белых лебедей.
Клювы красные,
Как кровь,
В воду входят
Вновь и вновь…
/Перевёл Л. Озеров/
* * *
Травинка, втоптанная в грязь.
По ней
Каблук с подковой топали
железной.
Но всех богатырей сильней
Она.
И тянется к голубизне небесной.
/Перевёл Б. Слуцкий/
* * *
В лес
Едва войдёт поэт —
Свет и тени,
Тень и свет.
Лучших зрелищ
В мире нет:
Свет и тени,
Тень и свет.
От бутылки
На траве:
Свет и тени,
Тень и свет.
Зашатался
Белый свет:
Свет и тени,
Тень и свет.
Ты ли, я ли,
Нет примет:
Свет и тени,
Тень и свет.
Между радостей
И бед
Свет и тени,
Тень и свет.
Даже снам
Идут вослед
Свет и тени,
Тень и свет.
Только смерть
Лишит поэта
Тени,
Так же как и света.
/Перевёл Б. Слуцкий/
Кукушка
Опять я слышу на лесной опушке
Тревожный, долгий, мерный зов кукушки:
«Ку-ку…» Ну, здравствуй! Узнаёшь меня!
Взгляни же, за разлуку не виня.
Я давний друг твой, собеседник старый.
Мы не случайно встретились в глуши.
Немолодой, седеющий, усталый,
Вот я стою, на клюшку опершись.
Ты не пугайся — уж такая жизнь…
А помнишь, помнишь, в юности когда-то,
Ты уйму лет наколдовала мне!
Пришла война. Был труден путь солдата.
Но всё ж сберег я мужество в огне.
…Закат плывёт над кронами и мхами.
Кукушка, слышишь, на исходе дня
Ты новыми дорогами меня
Благослови и новыми стихами!
/Перевёл М. Дёмин/
Закат
Солнце на закате умирало,
Окровавив полосами небо.
Растекалось солнце речкой алой
По степям, по рыжим волнам хлеба.
Вслед за катафалком, в вышине,
Облака несли венки из жита.
В дымке рдяной, в зоревом огне
Звёздам тропка синяя открыта…
И пришёл седой и тусклый вечер;
Он — суров. Он дышит зябкой мглой.
Дальних звёзд серебряные свечи
Вечер зажигает над землёй!
1927
/Перевёл М. Дёмин/
* * *
Упала шишка на лицо…
Ну, стоит ли серчать на это!
Я загляделся в час рассвета
На молодое деревцо.
Стройна была сосна,
она
Блистала в полумраке влажном.
Она, как медная струна,
Звенела тонко и протяжно.
Она, дрожа, тянулась ввысь —
К заре, к весёлым волнам света…
«Какая талия у этой
Сосны!» — на миг мелькнула мысль.
И вдруг (могло же так случиться!)
Проснулся ветер в вышине.
Швырнул с размаху шишку мне
В лицо… Ну, стоит ли сердиться!
/Перевёл М. Дёмин/
* * *
В глубокое море струится река,
По солнечным кручам грохочет;
Доверила морю себя… И пока
О будущем думать не хочет.
И жадно глотает солёная синь
Прозрачные брызги потока.
Ты голову к дымным хребтам запрокинь,
Прислушайся к песне далёкой:
«Я вечно к тебе буду, море, спешить,
Сливаться с волной твоей синей.
У матери горной моей, близ вершин,
Не меньше величья и силы!»
/Перевёл М. Дёмин/
* * *
Други верные — сосны и ели,
Не забыть мне про вас никогда!
Вы меня от обстрела сумели
Защитить в грозовые года.
Вы мне песни полесские пели
В дни, когда шла по свету беда…
И в ночи, средь кромешного льда,
У костров укрывали и грели
И сушили рубаху на теле.
Потому-то, друзья, здесь брожу я.
Не впервые встречая весну,
Обниму, как сестрицу родную,
взглядом
каждую ель
и сосну!
/Перевёл М. Дёмин/
Речка Бира
Отвоёванным покоем
Полон город мой.
Из огня, мой друг, из боя
Я пришёл домой.
Я пришёл, Бира лесная,
К берегам твоим
С Буга, с дальнего Дуная,
Сквозь закатный дым.
Я склоняюсь над рекою;
Шелестит волна…
Отвоёванным покоем
Пахнет тишина!
Но когда заря клубится
В омутах Биры,
Мне пора иная мнится —
Дальние миры.
Всё мне чудятся зарницы.
Зыблются костры…
Но и всё ж земля недаром
Тишиной полна…
За рекой, за белым яром
Плещется весна.
Дым — над пенным перекатом,
Запах чабреца…
И ложится луч заката
На лицо бойца.
Добрый мир, лесной и светлый
Ты обрёл покой…
Я сберёг тебя вот этой
Прочною рукой.
И весёлою весною,
Добрый свет храня,
Ходит солнце надо мною,
Светит для меня.
/Перевёл М. Дёмин/
После ночной грозы
Одури не видно сонной
После воробьиной ночки.
Сколько свежести зелёной
В самом маленьком листочке!
А гроза была такая,
Что на землю травы пали,
И, друг друга в бок толкая,
До утра кусты не спали.
Ветер пыль с дорожек вымел,
Ливень по земле протопал,
Голову, казалось, вымыл
Сад под ливневым потопом.
Скоро станет ясно-ясно.
Кажется, когда светает,
Что деревья ежечасно
На полметра подрастают.
Сколько капелек блестящих
Скоро вспыхнет, заискрится!
Скоро тронет первый зайчик
Лапкой и твои ресницы.
/Перевёл С. Сорин/
Из тонкого стакана
Тепло от паровых горячих труб,
Я снова с книгами. Светло, уютно, мило.
Песок не сыплется на мой кудрявый чуб,
Мне котелок тарелка заменила.
Из тонкого стакана пью я чай,
Размешиваю сахар и малину
И думаю как будто невзначай,
Как хорошо, что враг не кинет мину.
Ко мне привычки довоенных дней
Уже вернулись. Разве гром раздастся
И полоснёт — чем громче, тем больней,
А так мне сквозняков лишь опасаться.
Шагают люди за окном. Мороз.
На всех ушанки, шарфики на шеях.
Я ж вспоминаю, как, бывало, мёрз.
Стучал зубами в ледяных траншеях,
Как сотни миллионов мёртвых звёзд
Глядели на меня из тьмы, бывало,
Когда я, ночью заступив на пост,
Ногой об ногу колотил устало.
Тепло от паровых горячих труб.
Я снова с книгами. Светло, уютно, мило.
Песок не сыплется на мой кудрявый чуб,
Мне котелок тарелка заменила.
/Перевёл С. Сорин/
Цитируется по: Мальтинский Хаим Израилевич. Земляника на ладони. М., “Советский писатель”, 1965, 160 стр.