Василий Казанцев (р. 05.02. 1935)
Цитируется по: Казанцев В.И. Выше радости, выше печали: Стихотворения и поэмы. М.: “Мол. гвардия”, 1980. – 190с.
Раздел первый
Стр. 41 – 70
* * *
Ветер, тучи. Грозы-скороливы!
Говорливы, жгуче-торопливы!
Налетевший, пролетевший зов.
Ветви, шум. Обрывки голосов.
Ветер. Руки голы, ноги босы.
Мокрым ветром пахнущие косы.
По широким листьям стукоток.
Свет короткий. Парусом платок.
Крупных капель плотная ядрёность.
Вздрогну, с громом радость разделю.
Погонюсь, настигну — не дотронусь.
В блеск и ветер душу изолью.
1972
* * *
Густой, свалявшейся одета
Земля травой. Поверх травы —
Вода от снега. Сколько света —
В лесу! Простора! Синевы!
Копыта свежий, резкий оттиск.
Ветвей опущенных витьё.
В стволе осины — промельк. Отблеск —
Луча?
Мой взгляд?
Лицо твоё?
1972
* * *
Свет погашен. Глухо, тихо в лиственном краю.
Начинает комариха песню петь свою.
Тонким звуком сердце ранит, как иглой ведёт.
Длинно тянет, тянет, тянет, не передохнёт.
Тьма чернеет. Долгий, ровный, как издалека,
Слабый голос. Стон любовный? Смертная тоска?
1972
НОЧЬ
Прохладной сырости наплывы.
Внезапной свежести прилив.
Кусты. Как шёпот торопливый,
Прерывистый — листвы порыв.
Сквозь лёгких веток блеск дрожащий
Невидимое до конца
Воды мерцанье. Как горящий,
Меняющийся свет лица.
Невнятно-близкое дыханье
Кустов. Воздушна, молода,
Вода. Лицо. В лице — пыланье
Восторга, ужаса, стыда.
1972
* * *
Смородина поспела, переспела.
Поджаренно усохла на корню.
Среди зимы подголубленно-белой
К губам сухую ветку приклоню.
Гроздь потеплеет и залиловеет.
И ветвь неясно вспомнит о листе.
Как будто сердце зябкое овеет
Не красота — лишь мысль о красоте.
1973
* * *
Висячие ветви берёз,
По ветру летящие косо.
Свинцовый, в шершавинах плёс.
Колючая ровность покоса.
Вдали начинает кружить.
Торопятся шумы отхлынуть.
Осталось копну завершить.
Последний навильник закинуть.
Уже охладила мне грудь.
Уже мне в глаза поглядела.
Хочу — чтоб помедлила чуть.
Хочу — чтоб скорей налетела!
1973
* * *
Тебя и милой, и желанной
В душе своей назвать бы мог.
Когда б не этот взгляд туманный —
Заботы вечной холодок.
Черты твои меня — смущают.
Печальные черты твои
Неясное напоминают —
Что выше счастья и любви.
1973
* * *
Ужель это я, как к земле припадая,
Вдыхая — так близко! — сухую смолу
И ветки засохшие грудью сминая,
Карабкался вверх по литому стволу?
И вот оно — небо. Бесплотно и сине.
Прохладная ветвь шелковисто блестит.
Как радостно хвоя свистит на вершине!
Внизу она так — никогда не свистит.
И белое облако рядом кудрявится.
И мнится — не облако мимо плывёт,
А дерево валится, валится, валится…
Совсем наклонилось. Сейчас упадёт.
Чернеет далёкая лента дороги.
Замедленно, плавно вершина кружит.
Дрожат от усталости руки и ноги.
Бесстрашное детское сердце — дрожит.
1973
* * *
Человек, глядящий вдаль…
У него лицо — другое.
Неподвижное. Глухое.
Что — в лице его? Печаль?
Или зреющая — дума?
В волнах грохота и шума,
Пыльных, спутанных дорог
Как вдруг стал он — одинок!
Тени тёмные легли.
Всё лицо — дымком повито.
Отодвинуто. Размыто.
Как туманный
Лес
Вдали.
1973
* * *
Meж пшениц, меж овсов, меж кустов утомлённых лежит
Полевая дорога, кривится, в низину сползая.
Равномерно качаясь, коса мне плечо тяжелит.
Тяжело на косье опустилась рука — как чужая.
Убывает, сужается света вдали полоса.
Над полями заглохшими месяц встаёт круторогий.
Наливается мглой, растекается след колеса.
О как памятно пахнет вечерняя пыль на дороге!..
1973
* * *
Степи, горы прошёл и дубравы.
И на землю упал тяжело.
Ну и что, что ни счастья, ни славы
Это странствие не принесло?
И бесплодной томимый заботой
День протёк?..
Оглушило, как гром,
Что-то между тоской и свободой,
Чернью вод — и ветвистым огнём.
1973
* * *
Вот здесь прошла беда.
Смотрю сквозь дымку лет.
Вот — тень её следа…
Ступаю в страшный след.
Беда меня ведёт.
Беда меня крепит.
Беда меня — гнетёт.
Беда меня — хранит.
1973
* * *
Я ехал огромной страной.
Пространство дрожало, гудело.
Как белый огонь, надо мной
Тяжёлое солнце летело.
И ветер, как огненный вал,
Катился, крутящийся, рядом.
В тяжёлой листве закипал.
Свергался — крутым водопадом.
И птица — сквозь ветер — светясь –
Лавину летящего вала
Стрелой пробивая — неслась!
Неслась — и вдали отставала…
Леса расступились бурля.
Пространство — ревущее — мчалось,
Стеной — подымалась земля.
Громадное — небо качалось.
1973
* * *
Подвернулась неловко рука под усталым, натруженным телом,
Грудь к земле прилегла. Сладко, сладко щека
Прикоснулась к земле… Налитым, занемелым
Воздух сделался вдруг, погустевший слегка.
О как тянет земля! Как невидимо-тайным движеньем,
Необъятная, льнёт, припадает сама…
Гаснет свет, обволакивает с наслажденьем
Безучастное тело блаженная тьма.
Дня не помня, последних не зная мгновений
И не слыша уже ничего,
Сном глубоким захлёстнуто, без сновидений —
Спит. Никто не пробудит его.
1973
* * *
Последний осколок заката
Бесследно погас на лету —
И тихо толпой виноватой
Деревья пошли в темноту.
И следом — притихшие травы,
И стог, и в кустах озерцо.
Куда вы, куда вы, куда вы?..
Мне холодом веет в лицо.
1974
* * *
Вздувшейся речки пыланье.
Первое утро с теплом.
Первый цветок на поляне.
Первый из облака гром.
В первом — в аллее соседней —
Влажном дыхании лип
Слышишь ли — вьюги последней
Сдавленный, гаснущий всхлип?
Нет — только вод полногласье!
Нет — только огненный свет!
Лишь — беспощадное счастье!
В радости — жалости нет!
1974
* * *
В шумящей жизни, в торопливой —
Ни в горький, ни в счастливый час
Своей души тенелюбивой
Не выставлял я напоказ.
Не обнажал её бесстыдно…
Но было бы до слёз обидно,
Когда б в летящих днях, средь дел,
Её, в тени неясно видной,
Так и никто не разглядел.
1974
* * *
Солнечно и росно.
В солнечном строю —
Солнечные сосны.
— Я тебя люблю!
И душа другая
Там, в другом краю,
Вскрикнет, отвечая:
— Я тебя люблю!
Озеро глухое.
Частые кусты.
Вспыхнувшая хвоя.
Мокрые листы.
Ветер. Глубь просвета.
На душу мою
Налетает лето.
Я тебя люблю.
1974
* * *
Трава вскипает слабым плеском.
Трясина, как квашня, пыхтит.
За отдалённым перелеском
Уютно трактор тарахтит.
В лесном оттаявшем краю
Иду по ветреному маю.
И студит голову мою
Смолистый ветер. И пою —
Легко, беззвучно. И свою
Жизнь тороплю — зачем, не знаю…
1974
* * *
Шумит, ветвями шевеля,
Рябина. Пышут жаром стены.
А приглядишься — лишь поля.
Да копны смётанного сена…
Привидится — что дом стоит.
Поблёскивают влажно стёкла.
На половице свет лежит.
Округлый. Плавящийся. Тёплый.
В окне листва. И тень от крыл —
Молниевидная,сквозная.
…И я тут жил. И вечен был.
И вечность протекла земная.
1974
* * *
С каждым годом трудней и трудней
Мне с родными встречаться местами.
С тишиною над гладью полей.
Холодком — над сырыми песками.
Им сулить — ничего не сулил.
Но всё чаще средь шума земного
Выплывает: оставил, забыл…
Не сдержал изначального слова.
Кличет в далях незлобивый край…
Пишет мать: «Ничего мне не надо.
Только ты иногда приезжай.
Повидать буду, старая, рада».
И от этого — сердцу больней.
И встают оправданья несмело.
Для единственной в мире моей
Ничего-ничего я не сделал.
Только встречи трудней каждый раз.
В душу пристальней смотрит пригорок.
Неужели последний мой час
На земле этой — будет мне горек?..
1974
* * *
Отцветает одно, зацветает другое…
Всё темней, всё округлее лес вдалеке.
Как легко в этом солнечном, блещущем
От травы исходящем живом холодке!
Здесь, где утренним облаком тает
Пышно к небу приподнятый луг,
Невозможное счастье витает —
Как забытого голоса звук,
Каждый миг на меня налетает,
Каждый миг — ускользает из рук.
1974
* * *
Не по тёмным, отдалённым тучам
Узнаю, что подступает гром.
Невесёлым, понизу идущим
Окатило холодком…
Тяжелей трава легла под ноги.
Задышала горечью сырой.
И острей запахла пыль дороги.
Зноем. Пламенем. Золой.
1974
* * *
К земле вечерней я прильнул.
И сдавленный, гудящий глухо,
Глубинно-отдалённый гул
Усталого коснулся слуха…
В закатном, меркнущем огне,
В усталом, тёмном — трудном — сие
В меня дохнула — глубь земная?
Земной ли тяжкой глубине
Свой гул передала — живая —
Толчками — кровь моя во мне?
1974
* * *
Тропа бежит через полянку.
На лес густое солнце льёт.
Подует ветер — наизнанку
Сырые листья повернёт.
И тотчас будто бы взметнётся,
Сорвавшись с места, деревцо.
И светом радости зальётся
Его туманное лицо.
Душе милее нет награды,
Чем этот свет, блеснувший вдруг.
А выше света и прохлады —
Залепетавших листьев звук!
1974
* * *
Пустая мысль, моя досада,
Слепого, цепкого огня
Ненасытимость — сколько ж надо
Тебе мытарить, грызть меня?
Как тает сумрак предрассветный,
Как сон бледнеет на заре —
Так ты отхлынешь незаметно.
И в переменчивой игре —
Другие мысли друг за другом —
Не остановишь, не сочтёшь —
Неутомимо круг за кругом
Помчат… Но ты — опять придёшь!
Минуту радости отравишь.
Мне сердце льдом окаменишь —
Расплавишь жженьем мозг. Заставишь
Не быть! Для смерти — вновь родишь.
1974
* * *
На всё, что кличет и взывает
И за собой вослед влечёт,
Всё чаще слуха не хватает.
Души и глаз недостаёт.
Случайное всё реже слово
Привьётся… Чем дышал и жил
От первых дней пути земного —
Всё больше отнимает сил.
1974
* * *
Надмирно, как на кручу круча,
Провально-далека, легка,
Высь поднялась — на тучу туча
И облака на облака.
И эти клубы белой пены,
Воздушный снег — за слоем слой —
Внезапно брызнувший, мгновенный
Разрезал дымный свет косой!
Он глубь небесную раздвинул —
Неудержимым ветром гроз
В лицо пахнул! Из жизни вынул,
В день сотворенья перенёс.
1974
* * *
В конце концов — и ты, и ты,
И ты, мудрец, пророк всезрящий, —
Вы все — из чёрной темноты,
Безгласной, тлеющей, чадящей.
Вы из одних и тех же рек.
И тех же нор и топей вязких,
И вас один и тот же век
Лелеял на дорогах тряских…
Но — трепетом душа полна.
Ей весть знакомая дана!..
Разящий свет, как глубь провала,
Бывали миги, и она
В себе со страхом открывала.
1974
* * *
Тяжёлый, бархатно-парной,
Изогнутый упруго,
Валится чёрный пласт — волной
Медлительною — с плуга.
Что в этой медленной волне —
Затянутом движенье?
Зимы — в недвижно-крепком сне
Застывшей — продолженье?
Боязнь расстаться до конца
С ласкающим покоем?
Неторопливая ленца
Под первым вешним зноем?
Иль — пред дрожащим, молодым,
В густом дыханье грома,
Спешащим ливнем семенным —
Блаженная истома?
1975
* * *
Низкой ветви замедленный взмах.
Узкий ствол в зеленеющем лоске.
Это солнца лучи в волосах?
Или палых хвоинок полоски?
Светоносного лета пора.
Отблеск ягод наполненно-спелых.
Это солнечных пятен игра?
Иль — сверкание плеч твоих белых?
Где-то в высях — качанье ветвей.
И стволы — зелены, величавы.
Сквозь сиянье улыбки твоей
Прорастают душистые травы.
И гудят полусонно шмели.
И восходит цветов колыханье.
Уст раскрытых пыланье? Земли —
Распростёршейся, близкой — дыханье.
1975
* * *
Взгляну на скачущий поток.
Взгляну на тлеющий песок.
На тёмный лес прибрежный —
Взгляну. А от тебя, цветок, —
Я отвернусь небрежно.
Воздушный, светом залитой,
Чуть изогнувший шею,
С бесценно-чистой красотой
Что делать мне твоею?..
Ты выше чувства и ума.
И пред тобой душа — нема,
Как перед смертной бездной.
И — отстраняется сама
От муки бесполезной.
1975
* * *
А теперь — поворачивай к Северу.
К низовым, нелюдимым местам.
К горизонту задымленно-серому.
Холодеющим мхам, тростникам.
Там по сжатому полю широкому
Мчится ветер, порывист и скор.
Там угрюмому бору высокому
Откликается пасмурный бор.
И река полосой леденеющей
Раздвигает густые леса.
И в воде её ровной, чернеющей —
То ль безропотность, то ли гроза.
1976
* * *
Дверь — настежь длинным сквозняком!..
Набито вздулись занавески.
Как выстрел, холод острый, резкий
Пронзил оторопевший дом.
Сверкнула высь, блеснули воды.
Плеснул огнём кремень дорог.
Простора, счастья и свободы
Ударил в сердце смертный ток.
1976
* * *
Над плотной насыпью привстав,
Напряжена, пряма, отлога, —
Как оглушительный состав,
Рванулась вдаль — и ввысь — дорога.
Тугой, натянутой струной
Приподнялась, затрепетала.
И тут же — всей своей длиной —
Бессильная, к земле припала.
Среди лугов, лесов, светясь,
Горит зовущей красотою —
Полуоборванная связь
С неотвратимой высотою!..
1976
* * *
Волны колыханье.
И свет на волне…
А трав полыханье —
На той стороне.
Здесь — вербы кривые.
И солнце на льне.
А сосны прямые —
На той стороне!..
Я выкосил чистый
Заречный покос.
И шорох душистый —
К себе перевёз.
И жаркие сосны —
Отправил к себе.
Их жар светоносный —
Витает в избе.
Далёко уехал…
В ночной тишине —
Далёкое эхо…
На той стороне!
1976
САМОЛЁТ
Эту цепь сопряжений, сращений,
Где весомость и лёгкость слились,
Замышлял человеческий гений,
А творила — холодная высь.
Выступ скашивал ветер летящий.
Выгиб сглаживал вал звуковой.
Стать крепил — неотступный, блестящий
Обтекающий свет огневой.
В зыбких отсветах чудо-махины,
Уходящей в далёкий полёт,
Ясно виделся блеск стрекозиный,
Твёрдых крыльев орлиный размёт.
Всё плотней наливалось обличье
Высотой. Быстротой. Остротой…
И исчезло из облика птичье.
И дохнуло стихией иной.
Изогнулось крыло незнакомо.
Напряглось устремлённым углом.
Только дух высоты и подъёма.
Только длинное пламя и гром.
И, гонец беспредельной свободы,
Вот он мчится в прозрачном дыму.
Выше мира и выше природы.
И почти недоступный уму.
Исполинскому вторя размаху,
Оглушённо ревет вышина.
И восторга, подобного страху,
По земле пролетает волна.
1977
* * *
Не внемля строгому запрету,
Боясь в пути нарушить срок,
Во тьме, в земле, на ощупь — к свету
Идёт, идёт, идёт росток.
Дорогой тесной, незнакомой.
Сквозь сеть истлевшего листа.
Чрез слой запаханной соломы.
Сквозь тяжесть тяжкого пласта.
Пробьёт заслон последний — выйдет
Туда, где путь ветрам открыт.
И в предрассветной мгле увидит,
Что свет — внутри его горит.
1977
* * *
Машина мчит, мотор гудит,
Струятся тени по окошку.
В вагон вошедший инвалид
Растянет старую гармошку.
И резанёт по сердцу звук —
Как сталь по ране обнажённой.
И враз прихлынет давний луг.
Осенний, ветрено-студеный.
И, как тяжёлая волна,
Невыразимая для слова, —
Невыносимая война
Окатит холодом сурово.
Всплеснётся детства дальний год…
Из глубины его, тревожа,
Надежда первая блеснёт —
Что так с печалью горькой схожа.
1977
* * *
И гремит, и протяжно взвывает
Этот поезд в железной пыли.
Этот поезд — меня отрывает
От реки, от тропы, от земли.
И томит, оглушительно воя.
И уносит — вперёд и вперёд.
Что он видит вдали, пред собою,
Что так громко, так твердо идёт?
Там, за окнами, тёмное поле.
Там, во мраке, осин острова.
И затерянный ветер на воле.
И сухая под ветром трава.
1977
* * *
Где вдаль бежит дорогой старой
Река, где глохнет тракт в пыли, —
Лежат тяжёлые гектары
Лесной, единственной земли.
Их ряд застывший некороток.
Трудна, протяжна — ширина…
Они составлены из соток
Гороха, ржи, пшеницы, льна.
Курятся — в лето грозовое
Волной отлогой уходя.
Они составлены из зноя.
И крупно-резкого дождя.
Из волокнистой дымки серой.
Смолой овеянных полос.
Неотступившей, твёрдой веры.
Крутых — невырвавшихся — слёз.
1977
* * *
— Ты спустился с вершины блестящей.
Что увидел ты в царстве высот?
— Ничего — кроме стужи язвящей.
Только острую стужу и лёд.
Резкий ветер безжизненной пылью
Серебрит ледяное литьё…
А ещё — я увидел бессилье.
Я увидел бессилье своё.
1978
ГОРНЫЙ РУЧЕЙ
— Тебя не гонит вдаль никто —
Останови свой бег тревожный.
Уже и так ты сделал то,
Что сделать было невозможно.
Добился — память заслужил,
В бездонном времени опору.
— А что я сделал?
— Путь пробил
Сквозь твердокаменную гору.
— Но я — не этого хотел…
Бессонно, в радости и в горе,
Я только лишь — о море пел.
Я только песню пел о море.
1978
* * *
Через год, через два, через двадцать
Всё равно оглушённо поймёшь:
Никуда, никуда не деваться
От судьбы, занесённой, как нож.
Никуда — даже если заплатишь
Неотступным, сверлящим стыдом.
Даже если тот нож — перехватишь,
Вспять его обратишь остриём.
От блестящего, острого взгляда,
Наведённого в сердце тебе,
Никуда и деваться не надо.
Надо выйти навстречу судьбе.
1978
* * *
Горел рассвет полоской алой.
Вставал закат стеной огня…
Не смерть меня подстерегала.
Подстерегала — жизнь меня.
Тропой равнинной. Глубью. Высью.
Неистребимой тенью зла…
И я рискнул пред жизнью — жизнью.
И — отступила. Отошла.
1978
* * *
Из речного, наносного ила
Подымая мерцанье своё,
Свет и счастье мне ива сулила…
Делал вид, что не слышу её.
Из-за хвойного, тёмного вала
Выставляя своё острие,
Боль и слёзы мне ель предвещала.
Делал вид, что не вижу её.
Закружились дороги извивы.
И навечно сплелись. И слились.
Все — сбылись предсказания ивы.
И пророчества ели — сбылись.
Посреди травяного разлива,
К своему возвратись рубежу,
Припадаю к ветле прозорливой.
Прозорливую ель обхожу.
1978
* * *
От далёкой дороги усталый,
Я впервые в Москве побывал…
Я Москвы — не увидел сначала.
Я увидел — огромный вокзал.
В неоглядно вознёсшемся зале,
В ярком свете, похожем на мглу,
Пили, ели. И пели. И спали.
На скамьях, на тюках, на полу.
Билась радость, томилась обида.
В беглом взгляде мелькала вина.
За спиной старика инвалида
Громовая стояла война…
Я на площадь широкую вышел —
Долгожданного счастья глотнул.
Я сначала Москвы — не расслышал.
Но расслышал — рокочущий гул.
Необъятно-глухой, разноликий.
Обдающий дыханьем густым.
Разнозначащий. Разноязыкий.
Над землею стоящий, как дым.
Бились скомканно звуки, срывались —
Резко дыбились. С разных сторон
Накатившись — скрестились, смешались
Вологодчина, Курщина, Дон.
Обнажив свои дали сквозные,
Все дороги свои и поля,
Вся огромная встала Россия.
Вся безмерная встала земля.
Осетинов и финнов — и сванов —
И туркменов — слились голоса.
Высь нагорий — ширь океанов.
Раскалённые льды — и леса.
И подрагивал купол тяжёлый.
И — как ветер тяжёлый — гудел.
И железный — из рупора — голос
Несгибаемо твердо гремел.
1978
* * *
Что прекрасно, а что безобразно,
Разберёт, не жалеючи сил,
Только — время. — Но время — пристрастно…
Разве ты — не во времени жил?
Разве времени вечного бремя
Ты не слышал, по жизни идя?
Разве сам ты — не вечное время,
Отгремевших времён судия?
1978
* * *
Не взлетал высоко.
Не пленялся с ходу.
Как зеницу ока,
Я берёг свободу.
И не лгал жестоко —
Ничему в угоду.
Как зеницу ока,
Я берёг свободу.
Я берёг свободу —
Как зеницу ока.
Как саму природу!
Как исток — истока!
Приосёкся голос.
Всё дымком оделось.
Отошла — весёлость.
Отступила — смелость.
Ива оскорбилась.
Липа осердилась.
Речка отстранилась.
Гречка — отдалилась
И сама свобода,
Улыбнувшись мило,
Мне пропела гордо:
— Разве я — просила?
1978
ВСПЫШКА
Гнев, беспомощность, жаркая месть,
Неуверенность, острая жалость —
Всё в растерянном сердце, как есть,
Перепуталось — сгрудилось. Сжалось!
Помертвела душа — для рывка.
Задрожала душа — и забилась.
Налилась — для удара! — рука.
…Голова — для расплаты — склонилась.
1979
ДВА ДЕРЕВА
И размах. И простор. И свобода.
И дрожащей реки тетива…
Разве диво, что в глубь небосвода
Здесь воздушная взмыла листва?
Духоты и огня средоточье.
Истязанья и муки предел…
Разве диво, что камня жесточе
Здесь изогнутый ствол затвердел?
И сошлись в поединке кровавом —
Два чужих, незнакомых досель.
И скрестились — две доли, две славы.
Двух чужих, незнакомых земель.
— Уступи — я легко и летуче.
И рассветную свежесть даю.
— Отступи. Я черно и колюче.
И несметную силу таю.
— Покорись. Мне природа судила
Украшать зеленеющий дол.
— Преклонись! Я прошло сквозь горнила
Всех земле предназначенных зол.
— Но за мной вековая святыня —
Благодатное солнце моё…
— А за мной — мировая пустыня.
Что-то значит — зиянье её.
1979
* * *
На тяжкий твой венец терновый
Гляжу сквозь дымные года
Из края дальнего, другого,
В каком ты не был никогда.
На утолительное слово
Надежды, гордости, стыда
Гляжу из возраста другого —
В каком ты не жил никогда.
На труд суровый, свод свинцовый,
На подвиг горней высоты
Гляжу из времени другого —
В каком и в мыслях не был ты.
Другие в мир пришли печали.
И холод в мир пришёл другой.
И с каждым годом — дале, дале,
Древней и дале — голос твой.
И с грустной ясностью во взгляде —
Неизбежимо в каждом дне,
Неотвратимо в каждой пяди! —
Ты — путь подсказываешь мне.
1979
* * *
От речки далёкой, таёжной
Проложишь дорогу свою.
Сквозь редкий лесок придорожный
Увидишь Россию свою.
Плывущий простор бесконечный
Хлебов и пестреющих трав —
Сквозь ветер грохочущий встречный.
Сквозь встречный — прозрачный — состав.
И горы, и дымку степную.
И вставшую близко грозу…
Сквозь резкую, жарко-крутую —
Сверкнувшую крупно — слезу.
1979
* * *
— Пора счастливая была —
Когда всё смел и мог.
— Пора счастливая прошла,
Когда всё смел и мог.
— Зачем же ты не брал всего,
Когда всё смел и мог?
— Вполне хватало и того,
Что жил. И смел. И мог.
1979