Василий Казанцев. Ночлег (поэма)

Василий Казанцев (р. 05.02. 1935)

Цитируется по: Казанцев В.И. Выше радости, выше печали: Стихотворения и поэмы. М.: “Мол. гвардия”, 1980. – 190с.

Стр. 71 – 95

НОЧЛЕГ

Мой зять работает шофёром.
Он нас по чаинским просторам —
Меня, и сына, и жену —
Прокатит только ай да ну.
— Свози ты нас в село родное.
— Того села уж нет давно.
— Ну, что-то есть же там? — Одно
Лишь только поле аржаное…
Да мошек тучи. Да язи —
В старице… — Всё равно — свози.

Да не гони ты так машину —
И так уж вижу, что лихач.
Езжай потише — дай окину
Места родные. Вот пихтач.
Вот поле, луг. И мост… Когда-то
Я здесь не раз ходил пешком.
Почти что каждый куст знаком…
Сейчас ложок. И взъезд покатый.
И поворот потом крутой.
И там — деревня под горой.

Вот — и она. Какая жалость!..
Как сердце бесприютно сжалось —
Когда нечаянно вдали
Открылся вдруг клочок земли,
Который был деревней… Крыши
Чернеют… Вроде бы цела,
Но в землю как-то вся ушла.
Короче стала. Ниже. Тише…
Светло — а кажется, что мгла
На всё какая-то легла.

Невидимой могучей силой
Углы и стены покосило.
Столбы и жерди — тяжело
Повывернуло. Повело.
На толстых чурбачках рассадник
Зарос дурниною глухой,
Налито-плотной и густой…
Сквозь одичавший палисадник —
Окно чернеется в стене.
Крест-накрест — доски на окно.

Вы, цепенеющие окна
И заколоченные плотно —
Меня пронзаете насквозь…
Я помню, помню, редкий гость,
Как приезжал сюда на лето,
И шёл деревней до избы,
И приникали зорко лбы
К стеклу оконному — кто это?
Как обсуждён и оценён
Я мигом был — таков закон.

6
Я помню, как мне было трудно
Потом насмелиться пройти
По этой улице безлюдной:
Стояли окна на пути.
Горел укор в глуби их взгляда:
«Гуляешь!» — «Я не чужд труда,
Я говорил себе тогда, —
Мне просто отдохнуть здесь надо».
«Как — отдохнуть? Когда страда?
И дорог каждый час? Когда —

Взгляни, твоя же мать родная,
Об отдыхе не поминая,
Устала и уже стара,
В поля торопится с утра?..»
Как было стыдно мне тем летним
Погоже-знойным, страдным днём
Пред молчаливым пареньком
(Девятилетним? Восьмилетним?),
Стоящим где-то там, в окне,
И вслед всегда глядящим мне.

Он только что вернулся с поля.
И от усталости и боли
В руках — куда девать себя
Не знает. Мальчик этот — я.
…Кой-где тесины ветром сбило.
Не радуя пришельца взгляд,
Из дыр зияющих торчат,
Как рёбра голые, стропила.
Иду, иду. И вот — наш дом.
Не дом. Лишь столб на месте том…

И вижу я себя в подполье.
На стенах — бархатная слизь.
Перегородки ветхой колья
Прохладным бисером взялись.
Ростки бескровные картошки…
Я обрываю их сижу —
Как будто шишки шелушу.
Белеет свет в щели-окошке.
Я влажно-едким духом — пьян.
…Но нет подполья. Есть — бурьян.

В окне рассвет. Мычит корова.
Летит «ку-ку» издалека.
И счастье дышит родниково —
Как будто близкая река.
С крыльца крутого — как с обрыва…
Но — ни окна. И — ни крыльца.
Дымясь, у самого лица
Шуршит высокая крапива.
В крапиве — ямка. В ней на дне —
Кирпич. Иль это снится мне?

За печью в тесноте — телёнок
(Так уж из года в год велось).
Он неуклюж, и мокр, и тонок.
Скользящие копытца врозь.
Глаза — совсем как человечьи…
Из неуютной снежной тьмы
Он принесён сюда. И мы
Глазеем на беднягу с печи.
Ну что так жалобно мычишь?
Свой брат. Подружимся, глядишь!

…А эти где теперь? А эти?
А эти — там. А эти — там…
Пусты ограды, избы, клети.
В них дотлевает мелкий хлам.
— А где Перфильевна? — В соседней
Деревне. Подалась к зятьям.
— А Кузнечиха? — Тоже там.
Уехала уже последней.
— А Пётр? — Давно из этих мест
Смотался. — Федька? — В МТС.

К реке, на берег. Пашка, Колька!
Дружки недетских детских лет…
Откликнитесь. Ау! Но только
От Чаи «у-у» летит в ответ.
Куда девались спуски, взвозы?
Всё заглушило ивняком,
Травой. «Так быстро?» Прямиком,
Перемахнувши ствол берёзы,
К воде, сквозь чащу — на бегу
Сорвав малинину — бегу…

…А вот и этот дом, который
Мне по-особенному люб
(Не потому, что днём контора,
А потому, что ночью клуб).
В углу пиликает гармошка,
Как дождь надолго зарядив
(Все танцы — на один мотив)
Дундит комар, кусает мошка.
Я не танцую, не пляшу.
Но и уйти я не спешу.

«Ох, поиграй повеселее.
Ты поиграешь или нет?
Ох, у меня печаль на сердце.
Ты понимаешь или нет?»
Всё то же вроде. Нет, не то же…
Стекло в траве блестит мертво.
С опаской обходя его,
Прошёл к окну. Почуял кожей
Провала стынущего жуть
И — не решился заглянуть.

А тут играли мы в разлуку…
Трава густа, как на лугу.
Вдоль по деревне, как по лугу, —
В ушах свистит — бегу, бегу,
И убегающее платье
Меня уводит вдаль и вдаль,
И догоню его едва ль…
Но — догоню! И от объятья
Не ускользнёт, не увильнёт —
Само, счастливое, прильнёт.

В рассветной мгле, в тумане тонком
Черты далёкие встают…
— Ты поезжай домой с ребёнком.
А мы ещё побудем тут.
И заночуем. — Где?! — В амбаре.
Вон, у реки стоит амбар.
— Смотрите, ночью зол комар.
— Имеем мазь от этой твари.
— Да ночь-то летом коротка.
Моргнул — и нету. Ну, пока…

— Куда нас только леший тащит?
Ну погляди — сплошные чащи.
И ни одной живой души.
— Вот тем они и хороши!
— Я ничему уже не рада.
— А тут ещё одну межу
Я знаю. Хочешь, покажу?
Там я го-од!.. — Нет, уже не надо.
— Ну, ладно. Хватит говорить.
Давно пора уху варить.

Округло озеро, как блюдо.
Ни комарья вокруг, ни люда.
Как пятна жира на воде —
Листы кувшинок кое-где.
Из ивы прут упруг и гладок.
В руке он вздрагивает чуть…
Теперь — внимательнее будь.
— Ага, клюёт! Так-так. Порядок…
Попался! Ишь, какой буян!
— Как называется? — Гольян.

Топчусь на шаткой кочке. Тину
Вдаль отвожу. А сам нет-нет —
Насторожённый взгляд свой кину
Туда, где в зарослях просвет.
Сейчас вон там, на повороте,
Взметнётся пыль, и на коне
Подскачет бригадир ко мне:
— Вы что же здесь — не на работе?
Вам хлеб дороже или… ёрш?
А ну сейчас же в поле — мар-рш!

21
Гольян в ладони вьётся скользко.
— Смотри, энергии-то сколько!
— В бидон его скорей, в бидон.
Пусть там теперь буянит он!
…Едва закинешь — сразу схватит.
Потеха. Невелик улов —
Зато какой хороший клёв!
— Ну что? Уже, пожалуй, хватит? —
Шумит, трещит углей пальба.
В бидоне варится шерба.

Костёр ещё трещит как надо
И жжёт лицо. А по спине
Уже вечерняя прохлада
Бежит… По знобкой тишине,
Травой как снегом заметённой,
В пустой амбар, наш новый дом,
Безгласной улицей идём.
Дверной проём — глубокий, тёмный.
Как в тихом омуте вода.
— Я… заходить боюсь туда.

— Ты что? Опомнись. Мы же — дома.
— Да что-то оторопь берёт. —
(Зерном дохнула глубь проёма.)
Как жутко здесь… — Наоборот!
Будь рада. Насладись покоем.
Вот кто-то нам сенца припас.
Смотри — как будто ждали нас!
Та-ак… Дверь от комаров закроем.
— И жердью надо подпереть.
— Зачем? — А вдруг зайдёт медведь?

Легли. Лежим. Молчим. Не спится…
Темно вокруг, хоть выткни глаз.
Чуть оседая, шевелится,
Потрескивает сена пласт.
Ночная птица где-то близко
Попискивает то-и-знай…
Вдруг в темноте над ухом: — А-а-ай!
— Спокойней. Тоже мне туристка.
Ну что ты дико так шумишь?
— В углу там… ходит кто-то!!
— Мышь.

Кричит, кричит ночная птица.
И пласт чуть слышно шевелится.
И не отходят думы прочь.
И длится, длится — длится — ночь.
Перед глазами — реют тени…
Едва появится одна —
Другая сквозь неё видна.
Воспоминанья? Сновиденья —
Бессвязно-путаные? Что?
Не то, не это. То и то…

И снится мне… Уже стемнело —
Я стукнул в дверь. В ответ — несмело
Шуршание из темноты.
И как дыханье: — Это ты?..
— Я, мама, я! — И торопливо
Рукой незрячею своей
С обратной стороны дверей
Щеколду шарит, и счастливо
За письма редкие корит,
И говорит, и говорит…

— А я уже вздремнула малость.
Да где же лампа-то? Давно
Уж я огня не зажигала.
А с вечера-то всё в окно
Гляжу. А тут — заснула было…
Поешь-ка вот стряпню мою.
Я молока сейчас налью.
Ох, старая, совсем забыла.
Достань-ка с печи туесок.
Я приготовила квасок.

— Ого, да у тебя новинка.
Динамик! — Ой, не говори.
Его ты в сторону подвинь-ка —
Сама-то я боюсь. Дня три,
Как привалило это счастье.
Молчал, молчал стоял и — раз! —
Ка-ак зашипит. С водою таз
Я уронила — и к Настасье.
А та за шнур скорее хвать…
С тех пор не пикнет. Благодать

Рассвет. Полны прохладой сенки —
Нештукатуренные стенки,
Лоснисто-гладкие полы,
Прохладно-влажный дух смолы.
С крыльца крутого — как с обрыва
Во двор. А двор — травой покрыт.
А на траве — роса горит.
Роса кусуча, как крапива!
По огородам, прямиком —
Бегом. Как в детстве — босиком…

Поросший наглухо осокой,
Мясистой, плотной и высокой,
Зыбун накачанно-тугой
Волнами ходит под ногой.
Вода мягка, как щёлок в бане…
Бочком серебряным светясь,
Неповоротливый карась
Притрагивается губами
К червю… Вдруг — треск. И удила
Тихонько звяк. — Ну как дела?

Где учишься-то? — (Дядя Петя.
Сажень через плечо. Верхом.)
— Да в Томске. В университете.
— В каком? — Да вроде… неплохом
— Я не про это. Их там много.
— Да нет, один. — Фу ты, беда.
Кем будешь ты, скажи тогда?
— Филологом. — Угу… — И строго:
— В контору к нам зайди потом.
Работку — добрую найдём.

Июль. Заречные покосы.
Лишь только небо да прокосы.
И гряды рыхлые валков —
Как гряды рыхлых облаков.
…А не бери ты грабли, милый.
Оставь ты грабли — мы другим
Забаву эту отдадим —
А ты бери-ка, парень, вилы!
На городских-то там харчах,
Небось совсем-то не зачах?

Туманом солнце застилая,
Мелка, как порох, и суха,
С пласта взлетевшего сенная
За ворот сыплется труха.
А зной июльский — здоровенен,
Он пронимает до костей.
Палит (особенно гостей).
А пласт шумит, как жаркий веник.
Как будто влез я — на полок.
Под самый-самый — потолок.

Вот голос Петьки-копновоза.
Поругиваясь по-мужски,
Летит, горланит вдоль покоса:
— Эй, девки, бабы, мужики! —
Свистит ременный бич в замахе.
Приспели страдные деньки —
И малолетки мужики
Надели белые рубахи,
А бабы — белые платки.
Эх, девки, бабы, мужики…

Стог вырастает исполином…
Возьму я вилы с чернем длинным.
Да подыму-ка пласт витой,
Чтоб он улёгся как влитой.
Щавельным, ягодным, укропным,
Полынным, мятным, травяным
Я напоен сегодня в дым.
И нет конца всё новым копнам.
И дню — конца и края нет…
Но копновоз кричит: — Обе-ед!

Проголодался до чего же,
Ох, до чего же есть хочу!
Но всё равно река — дороже!
Под берег кубарем лечу!
Срываю на бегу рубашку.
Сквозь чащу зарослей густых
К воде притихшей и — бултых.
И — «как лягушка». И в размашку
И на боку. И на спине.
И — как придумается мне!

…Ворота проскрипят тихонько —
Уже кричит: — Маруська, Тонька!
Глядите-ка в окошко — там
Как будто кто заходит к нам.
В глазах — всегда одна забота.
Чуть слышимый раздастся стук —
Всем телом встрепенётся вдруг.
Она всегда ждала кого-то.
Ждала к утру. Ждала в обед.
Двенадцать лет. Пятнадцать лет…

Я, помню, как-то поздно очень
В дверь постучал. Из темноты —
Прерывистый, в молчанье ночи,
Горящий шепот: «Это ты…
Ванюша? Сын мой?» На мгновенье
Как током обожгло меня.
Я выкрикнул: «Нет, это я!»
…Стыдясь передо мной волненья
Обманутого своего
И скрыть, замять спеша его,

Она по лестнице проворно
Стучит и кашляет притворно:
«Лешак вас носит допоздна.
Тут все забудешь имена.
За что мне только наказанье
Такое? Не хватает зла…»
Старушка так и умерла —
В ежесекундном ожиданье.
В бессонной вере, что вот-вот
Дверь распахнется — он войдёт.

Мне снится вешняя лужайка.
На ней — стрекочущая стайка.
Вертится мячик на лету.
Беги, спеши, хватай лапту!
…Она приходит аккуратно.
В сторонку отойдёт одна —
И смотрит. Почему она
Сюда приходит, непонятно.
Но я-то знаю — почему.
И сердцу жарко моему.

По голубой воде, по лету
На пароходе старом еду.
Смотрю на пристань из окна:
В толпе на пристани — она.
Глаза её — такая горесть! —
За кем-то тянутся вослед.
«Но не за мной, конечно, нет…»
Кораблик набирает скорость,
Взрезает гладь воды, дрожит.
Она — по берегу бежит.

Себя забывши — упоенно —
На восходящий склон — со склона
Среди осин, талин, ракит
Она летит, летит, летит…
Зачем, как реющая птица —
Движенья плавны и легки —
Себя не помня, вдоль реки,
Она всё мчится, мчится, мчится?
Никто — пройдите все края —
Не знает. Знаю — только я…

Десятый класс окончен. В город!
В какой? Конечно же, в Москву.
В Москву. На Ленинские горы.
Иного не переживу.
Москва? Уже? Так близко! Ты ли,
Во сне увиденная даль?..
«Но ведь недаром же медаль
Мне на прощание вручили?»
В конверт заклеил аттестат.
Москва, Москва — мой адресат.

Летит стремительное лето —
В сиянье света своего.
Мне ж — ни ответа, ни привета.
Ни — пол-ответа. Ничего.
Мечу усердно копны в поле.
Вперяю взоры в белый свет…
Ну, написали б кратко: нет.
Вернули б документы, что ли.
«Наверно, просто опоздал.
Никто их там смотреть не стал».

(Тут небольшая есть подробность:
Пока на утвержденье в область
Ходил мой славный аттестат,
Прошло пол-лета в аккурат.
И вроде плакаться негоже,
А всё ж упущена пора…
Нет в мире худа без добра.
Но и добра без худа — тоже!)
И вот, пожалуйста, итог:
Уже последний срок истёк.

Вдруг разразилась громом — рама.
«Ну, наконец-то». Телеграмма!
В окне Перфильевна: —
Сынок, Растолковать бы мне — не смог?..
Читаю: «Выезжайте срочно
На собеседованье». М-да.
— Кому вручить-то? Вот беда.
— Да тут же всё как будто точно.
Мне — телеграмма. Вот он — я.
— Ну, да фамилья-то твоя,

Но ведь с фамильями такими
Людей-то — сколь? — Да тут и имя!
— Ну что ты путаешь меня?
Припомни — может, есть родня…
— Да мне же, мне!! Сегодня — еду
— В Москву? Сегодня? Погоди.
В бумажку толком погляди.
Зовут в Москву-то —на бе-се-ду.
В Москве — со-ве-ет держать хотят.
А ты кто? Нешто депутат?

(Покамест этой телеграмме,
Неторопливыми умами
И вкривь толкованной и вкось,
В кармане, в сумке довелось,
Ища дорогу неустанно,
Все виды транспорта почти
В пути изведав, обойти
Две новостройки, три культстана
И пять окрестных деревень —
Чай, не один промчался день!)

Внутри сосущая прохлада.
В Москву… А может быть — не надо?
…Взял чемодан. Прощай, село.
Отправился!
Не повезло.
Три дня на пристани болтался
(Не пристаёт — хоть волком вой)
И день примерно на… шестой
До Томска кое-как добрался.
Хотел продолжить дальше путь.
Подумал. И решил — свернуть.

Оставил тяжкую заботу…
Москва, сияющий чертог!
Не то чтоб взять тебя с налёту —
И до ворот дойти не смог.
Не смог… Чего-то не хватило,
Чтоб путь желанный проложить.
Ума, быть может. Может быть —
Чего-то большего… Мой милый,
О мой далёкий уголок,
О как ты всё-таки — далёк!

…Стук палки. Тяжкая походка.
Уже совсем больная тётка.
В избу заходит. — Ох-хо-хо,
Житьё моё совсем плохо.
Совсем замучила одышка.
Где сын-то? — Спит с дороги. — О-о
В окно я видела его.
Давно ли был ещё парнишка?
А нынче — экий молодец.
Походка — вылитый отец.

— А ты не слышала — в журнале…
Он, говорят, теперь па-ет.
Стишки печатно написали.
И тут же — рядышком — портрет.
Читать хоть толку нет, но в руки
Журнал сама брала. — Пает?
У нас в роду такого нет.
— Да что в роду? По всей округе…
Во сне, не то что наяву,
Не видывала, сколь живу.

— Не бойся. Ничего плохого.
Ума побольше наберёт
И сам — моё попомни слово —
На это дело наплюёт.
Зазря терять авторитету
Не станет. Вот войдёт в лета…
Ведь он учитель. Не чета
Ещё какому-то паету. —
(Учила-то — пятнадцать лет.
А тут вот на тебе — поэт!)

Мнёт уголок у полушалка:
— А мне всё сына Колю жалко…
Да ты не спишь? Поди сюда.
Вот почитай письмо тогда.
Сама-то вовсе вижу мало…
Всё не могу себе простить:
Дня так за два, как проводить,
Его я крепко поругала.
Пускай за дело б — за пустяк:
Облил чернилами пиджак…

«Пишу я вам перед атакой.
Все пишут тут. Пишу и я.
Как говорят, бывает всяко…
Вы не тревожьтесь за меня.
Житьё идёт нормально наше.
Я жив-здоров. И полон сил.
Посылку вашу — получил.
Привет Серёже, Фене, Даше.
Ну, всё. А то вот-вот сигнал…»
— Он писем больше не писал.

А ночь — к концу подходит. Щели
Неярким светом заблестели.
И приглушённый холодок
По полу медленно потёк.
Дверь распахнули настежь — пряна
И как-то утренне-пухла,
Клубясь замедленно, вплыла
Волна прохладного тумана.
Лес замаячил вдалеке…
— Пойдём, умоемся в реке.

К реке спустились. Побродили.
Следы свои в песке и в иле
Оставили… И — повернуть
В обратный остаётся путь.
И всё? И всё. И слов не надо.
Затерянный в траве кулик
Печалящий роняет клик
Вдали. И сердце — горько радо
Внимать стенанью кулика,
Летящему издалека…

Что — счастье? Это поиск счастья,
Ответил некогда мудрец.
Ответом — только восхищаться.
Мудрец был просто молодец!..
Уходит берег вдаль покато.
Вдали виднеется ветла.
«Там раньше ягода была».
…Вот то, что пройдено когда-то,
Ужели пройдено — совсем?
Ужель мне скоро — тридцать семь?

Всю жизнь куда-то неустанно
Спешил — обратно шёл — кружил.
А так вот, твёрдо, постоянно,
На месте — вроде и не жил.
Где дом мой? В узенькой каморке?
В людьми запруженных дворцах?..
В густых, болотистых лесах —
На некрутом, сухом пригорке?
…Там ямка мелкая одна
В траве. Моя вина. Вина?

В кроватке маленький наш мальчик
Бубнил, как маленький шаманчик.
Стол на средину из угла
Был выдвинут. Вокруг стола
Стеной сидели тётки, сёстры.
С мужьями (а иные — без).
Шумел камыш. Качался лес.
Чредою подымались тосты
За небесславные дела.
Жизнь продолжалась. Шла. Текла.

1969