Маркс ЧАКЛАЙС
Марис Албертович Чаклайс родился 16 июня 1940 года в городе Салдус, в Латвии. Окончил историко-филологический факультет Латвийского государственного университета. Более 20 лет проработал в рижских газетах и в издательстве «Лиесма».
Лауреат республиканской премии имени Андрея Упита и премии Ленинского комсомола Латвии.
Заслуженный деятель культуры Латвийской ССР.
Первая книга стихов на латышском языке «Понедельник» вышла в 1965 году. Затем были изданы сборники стихов: «Пешеход и вечности (1967), «Голос листка» (1969), «День травы» (1972), «Час пик» (1974), «Человек, вспаханная земля» (1976), «Огонь в ручье» (1978), «На моей лестнице» (1979), «Озеро часов» (1979), «Курземская тетрадь» (1982), «На расстоянии человеческого зова» (1984).
Вышло несколько книг эссе и стихотворных книг для детей.
В переводах на русский язык выходили сборники стихов: «Пешеход и вечность» («Молодая гвардия», 1969), «День травы» («Художественная литература», 1973), «Зов лесного голубя», «Огонь в ручье» («Советский писатель», 1978, 1985). А также книги на польском, английском, украинском, армянском, узбекском языках.
Переводил стихи на латышский язык М. Цветаевой, В. Хлебникова, И. Анненского, Р. М. Рильке, Б. Брехта, П. Целана, И. Бобровского, Г. Энценсбергера, М. Радноти, Н. Хикмета, А. Новомесского, Г. Эмина, П. Севака, М. Мартинайтиса и других поэтов.
ПОДАРИ МНЕ
Подари мне шёпот этого мира —
громкость я уже не в силах выдержать.
Эту же помпезную речь,
эту же грохочущую улицу
пусть он попытается вышептать.
Подари мне магнитофонную ленту
звёздных разговоров —
я не мог никогда понять,
о чём они шепчутся.
Но они никогда не кричат.
Они и без крика
огромны.
Подари мне
одно забытое неясное слово,
совсем незначительное,
такое незначительное,
как голос листка,
который держится на голой
декабрьской ветке.
В САД
— Я опять хочу в далёкий сад, туда,
где у каждого листа своя судьба.
Свой у каждого решетчатый просвет.
Листьев нет похожих, жизней тоже нет.
— Что там делать — дни короче, и святой
трепет осени над тихою листвой.
С каждым утром жизнь уходит навсегда.
Что в саду? Упрямых веток нагота.
— Да, я вижу, листья жгут. Печальный дым
Но ещё за ветку держится один,
как в последнем поцелуе… Вниз летит
птица, сшибленная влёт, но лист блестит.
— Понимаю, в сад идти, когда цветы
иль с ветвей свисают зрелые плоды.
А сейчас? День бродит, вымокнув дотла.
Лучше дома- в тишине, среди тепла.
— Это мудро: на мгновенье умереть,
прорасти опять, цвести и облететь.
Надо знать не только солнце — надо знать,
как мы выдержим, когда начнет хлестать
осень ветром и обыденностью нас
и никто нам не откликнется: «Сейчас!»
— Говорю тебе ещё раз — не ходи.
Тот, кто цвёл,— ужё отцвёл, всё позади.
Ну, а если не послушаешь, пойдёшь —
боль ободранных деревьев обретёшь.
— Пусть болит. Пускай во мне переболят
боли всех других. Я в сад хочу, в сад, в сад.
КАК СПЯТ ДЕТИ
Взгляните ночью,
невзначай взгляните ночью —
спят дети так,
что становится невозможной война.
Руками обхватив
трусливых зайцев, храбрых мишек
иль край подушки обхватив,—
разметавшись,
в самых невероятных позах спят
дети.
Улыбка
ушедшего дня
или будущая боль —
кто знает!
Но притаилась
на губах пичуга —
нежные крылья спокойного сна.
Так доверчиво
спят дети,
что становится невозможной
война.
Любая война.
И поэтому
ещё страшней
её возможность.
* * *
На земном шаре,
под солнцем
нас четыре с половиной миллиарда.
Латышей — полтора миллиона.
Это как в море полторы капли.
Какая у полутора капель
может быть песня о солнце?
И всё-таки
на земном шаре
под солнцем
есть Латвия,
на земном шаре
под солнцем
есть латыши,
на земном шаре
под солнцем
есть у народа песня о солнце:
«Вставай, солнце, утром рано,
поздним вечером зайди,
согревай нас на рассвете,
на закате пожалей».
КРЫЛЬЯ
Визме Бельшевиц
Когда сентябрь
зовёт журавлей из болот,
лебедям на каналах обрезают крылья.
Как во сне к нам приходят
самолёты,
на которых мы никогда не летали,
так к лебедям во сне
приходят крылья.
Сверху —
блестящие перья,
снизу —
неясный пух,
в котором осенней ночью
можно согреть клюв.
Надёжные,
верные
крылья.
Если хвост оторвать у ящерицы,
он отрастёт.
Но станет короче.
Крылья отрастут и у лебедей.
Но станут короче.
С каждой осенью, с каждым разом —
короче.
Смотрите,
как голубоглазые добродушные мужчины
укорачивают мечту!
И весной, когда я вижу
лебедей,
я думаю — красота ли это,
если она оплачена
такой ценой?
СТАРОЙ РИГЕ
Прости, но я пришёл не воспевать —
вместо меня другие это сделают.
Я проводить тебя пришёл в дорогу белую,
жизнь коротка —и мне не передать
седую мысль булыжной мостовой
и то, что в полночь крыши обсуждают,
что стены думают, свет заслонив собой,
и мысли темноты, когда светает.
Орган гудит; послушай, что-то древнее,
но так знаком мне звуков тех полёт.
Стараюсь, но звучит недостоверно,
не так. И кто-то вновь меня зовёт,
с портала сходит с каменным лицом
и каменные руки — мне на плечи.
Его я не заметил днём,
и потому мне странна радость встречи —
назло разлуке, вековечной бездне…
Он, подмигнув, посмотрит мне в глаза:
«Знакомые вы нам поёте песни,
но слабоваты ваши голоса».
Плечом к плечу века стоят, как братья,
что перед ними все мои права?
Но я хочу услышать их слова.
Для этого, быть может, должен стать я
корнем вяза — меж; твоих корней,
крепким камнем —меж твоих камней?
ДЕТСТВО
Горечь военных обид
сердце не вдруг забывает.
Мальчик на небе сидит
и на свирели играет.
Ах, ничего, ничего,
что не на небе, — в сарае.
Музыка лечит его,
образы горя стирает.
Музыка льётся рекой,
луг омывает и рощу.
Птицы волшебной такой
музыкой горло полощут.
И облака, облака…
Каждое блещет и тает.
Кажется, издалека
Будущее проступает.
Как одуванчик блестит!
Масленый, он вместо масла.
Горечь военных обид
в музыке летней погасла.
Радость и боль на весах
взвешены, жизнь зацветает.
Мальчик сидит в небесах
и на свирели играет.
Цитируется по: Марис Чаклайс. Ждущий знаков. Стихи. Перевод с латышского. Библиотека “Огонёк” № 5, Москва, изд-во “Правда”. 1988.