Игорь Нерцев (1933 – 1976)
Цитируется по: День поэзии. 1976. Л.О. изд-ва “Советский писатель”, 1976, 352 стр.
Игорь Нерцев умер год назад. Ему едва перевалило за сорок. Он успел выпустить только одну книгу стихов, над которой долго и тщательно работал. Эта книга — «Дневной свет» (1974) — не сборник начинающего поэта, эта книга написана человеком зрелым, сложившимся, человеком сильным и убежденным.
Игорь Нерцев был скромен, не добивался известности, не жаждал эстрадного успеха. Поэзия служила для него формой существования, душевной потребностью, средством интимного общения с людьми, с Родиной, перед которой он благоговел. Он основательно изучил русскую историю, чутко чувствовал русскую природу, гордился российской провинцией и бесконечно любил отечественную словесность и родной язык, о котором писал:
Пламя гнедых грив,
Белых полей наст.
Русский язык жив,
Русский язык в нас.
С неба косой дождь,
В дымную даль путь
Русский язык — вождь,
Русский язык — суть.
Будучи натурой цельной, Игорь Нерцев отличался бесконечной требовательностью к себе и понимал, что не стихотворные изыски, не минутные удачи делают поэта поэтом, а непрестанное нравственное ое борение с самим собой, неусыпное самовоспитание, дисциплина духа, о чём он беспокоился прежде всего.
Игорь Нерцев верил в людей и желал им совершенства. В дневнике он записывал: «Человек должен быть добрым, честным, свободным и сильным! Это — как четыре ступени начального образования, самый малый минимум, без которого человек не может называться хорошим. А ещё человек должен быть красивым… и талантливым, потому что жизнь должна быть не только хорошей, она должна быть прекрасной!»
Таким человеком был он сам. Таким он навсегда остался в своих стихах.
ОПОЗДАВШАЯ ВЕСНА
Весной не подводят итоги —
Весной открывают миры.
Весной мы особенно строги,
Весной — небывало добры.
Мы все в её солнечной власти.
Под ясное небо её
Выходим, искатели счастья,
И каждый находит своё.
А если весна опоздала,
То мы, общипав календарь,
Спешим на перроны вокзалов
К началу апреля, как встарь.
Да, видно, в пути — пересадки,
Скрипит пассажирский состав…
И мы проклинаем «осадки»,
От сырости зябкой устав.
Мы бродим в весенней разведке
По лужам апрельских дорог.
Кому на чернеющей ветке
Не чудился первый листок?
К началу зелёного мая
Чудес не загадывал кто?
…Как скучно носить, не снимая,
Постылую тяжесть пальто!
Пускай ещё ветрами юга
Не сдуло с небес облака —
Мы сердцем теплеем друг к другу
Без всяких признаний пока.
В раскрытые окна и двери
Весенний врывается хруст —
Ломается лёд недоверий,
Открыв навигацию чувств!
* * *
Я болен лишь тоскою по тебе,
Но врач, не понимающий в судьбе,
Не слышащий твоей тоски оттуда,
Всё думает, что этот жар — простуда.
О, если только ты войдёшь сюда —
На белом свете станет всё как надо
И на стекле не будет стыть вода,
А в сердце хлынут счастье и прохлада.
* * *
Когда вдруг не о чем страдать —
Как сонный, таешь, таешь, таешь,
Берёшь, но даже не узнаешь,
Как много можешь ты отдать!
…Пускай не понят, пусть не признан,
Пусть невозможны «мой!», «моя!»,
Но разве счастье — это пристань,
А не сверкающий маяк?
Вся череда тревог и мук,
Недостижимость звёздной цели
Смелей смыкают счастья круг,
Чем якорная цепь постели.
Корабль, ищи такое море,
Чтоб ветром вольным небеса
Переполняли паруса…
Любовь, ищи такое горе!
ЯМБЫ
Как все — и смертен я, и тленен,
И так же прав, как и не прав;
Набор случайных впечатлений
Зову единственной из правд.
Мне голос догмы ненавистен.
Я нашим дням хочу служить.
А для познанья вечных истин,
Пожалуй, вечно надо жить!
Зато, пока я жив, — повсюду
Со мной мой самый главный дар.
Его единственность — как чудо.
Его мгновенность — как удар.
И, чем иную жизнь ни меряй,
Как в объективность ни играй,
Своя — единственный критерий.
В несчастье — ад. А в счастье — рай.
Пускай выделывает петли
Моей тревожной жизни нить,
Но эту жизнь — прекрасна, нет ли —
Ни с чем на свете не сравнить!
Ни с тем, что в дальнем завтра будет,
Ни с тем, чего давно уж нет,
Ни с топом кремниевых чудищ
В азотной мгле других планет.
У мыслей там иные лики,
В живой среде — иной обмен.
И есть ли там любовь — великий,
Обнявший Землю феномен?
Мне голос догмы ненавистен.
Я остановок не терплю.
Я в непрерывной смене истин.
Но неизменно — Я ЛЮБЛЮ!
* * *
Сто миллионов трепетных сердец
Услышали ответ до этой даты,
Пока я не поверил наконец,
Что о моём не вспомнишь никогда ты.
Переходя последнюю черту,
Опять узнав забытый вкус свободы,
Не стану лгать, что вот — любил не ту,
И не скажу: «Потерянные годы».
Ты стоила того, чтоб, боль тая,
Я день за днём любил тебя такою,
Какая есть. И летопись моя
Об этом говорит любой строкою.
Вглядись получше в путаницу строк.
Сумей найти хотя бы слово фальши!
Но долгий, некончающийся срок
Окончен.
Вот и всё.
Ни строчки дальше.
* * *
Если скажут, что мне суждено умереть, —
Ничего я не стану загадывать впредь.
Только ветром хочу по России промчаться:
В городах, в деревнях — все мои домочадцы.
Греться в ясности лиц
От лесов до столиц
И под каждой скворешней
Земли моей грешной.
Если скажут, что мне умереть суждено, —
На прощанье оставлю желанье одно:
Чтобы та, без которой мне солнце немило,
Не узнав ничего, вдруг меня позабыла,
Не вплелись бы седы
Волоски от беды,
Не пролились бы ночи
В открытые очи…
СТИХИ ИЗ БОЛЬНИЦЫ
Я сгораю. Пламя сушит кожу,
Мышцы, мысли, сны — воспалены,
И на жизнь, которую итожу,
Замахнулась ночь серпом луны.
Я сгораю. Пламя полнит очи.
Не такой огонь, чтобы зачах!
Час безмолвья. Середина ночи.
Никого на старых каланчах.
Я сгораю. Пламя рвётся к окнам.
Пламя лижет бледный неба край.
Сердце, не ответствует ли бог нам?
Но в душе молчат и ад, и рай…