Вадим Шефнер
Цитируется по: Шефнер Вадим Сергеевич. Избранная лирика. М., «Молодая гвардия», 1969. 32 с. («Б-чка избранной лирики»).
ВЕЩИ
Умирает владелец, но вещи его остаются,
Нет им дела, вещам, до чужой человечьей беды.
В час кончины твоей даже чашки на полках не бьются
И не тают, как льдинки, сверкающих рюмок ряды.
Может быть, для вещей и не стоит излишне стараться,—
Так покорно другим подставляют себя зеркала,
И толпою зевак равнодушные стулья толпятся,
И не дрогнут, не скрипнут гранёные ноги стола.
Оттого, что тебя почему-то не станет на свете,
Электрический счётчик не завертится наоборот,
Не умрёт телефон, не засветится плёнка в кассете,
Холодильник, рыдая, за гробом твоим не пойдёт.
Будь владыкою их, не отдай им себя на закланье,
Будь всегда справедливым, бесстрастным хозяином их,—
Тот, кто жил для вещей, всё теряет с последним дыханьем,
Тот, кто жил для людей, — после смерти живёт средь живых.
СЛОВА
Много слов на земле. Есть дневные слова —
В них весеннего неба сквозит синева.
Есть ночные слова, о которых мы днём
Вспоминаем с улыбкой и сладким стыдом.
Есть слова — словно раны, слова — словно суд,
С ними в плен не сдаются и в плен не берут.
Словом можно убить, словом можно спасти,
Словом можно полки за собой повести.
Словом можно продать, и предать, и купить,
Слово можно в разящий свинец перелить.
Но слова всем словам в языке у нас есть:
Слава, Родина, Верность, Свобода и Честь.
Повторять их не смею на каждом шагу, —
Как знамёна в чехле, их в душе берегу.
Кто их часто твердит — я не верю тому,
Позабудет о них он в огне и дыму.
Он не вспомнит о них на горящем мосту,
Их забудет иной на высоком посту.
Тот, кто хочет нажиться на гордых словах,
Оскорбляет героев бесчисленных прах,
Тех, что в тёмных лесах и траншеях сырых,
Не твердя этих слов, умирали за них.
Пусть разменной монетой не служат они,—
Золотым эталоном их в сердце храни!
И не делай их слугами в мелком быту —
Береги изначальную их чистоту.
Когда радость — как буря, иль горе — как ночь,
Только эти слова тебе могут помочь!
СПРОСИЛ У ПАМЯТИ
Стоит ли былое вспоминать,
Брать его в дорогу, в дальний путь?..
Всё равно упавших не поднять,
Всё равно ушедших не вернуть.
И сказала память:
«Я могу
Всё забыть — но нищим станешь ты.
Я твои богатства стерегу,
Я тебя храню от слепоты».
…………………………………..
В трудный час, на перепутьях лет,
На подмогу совести своей
Мы зовём былое на совет,
Мы зовём из прошлого друзей.
И друзья, чьи отлетели дни,
Слышат зов —и покидают ночь.
Мы им не поможем, — но они
К нам приходят, чтобы нам помочь.
ЗЕРКАЛО
Как бы ударом страшного тарана
Здесь половина дома снесена,
И в облаках морозного тумана
Обугленная высится стена.
Ещё обои порванные помнят
О прежней жизни, мирной и простой,
Но двери всех обрушившихся комнат,
Раскрытые, висят над пустотой.
И пусть я всё забуду остальное —
Мне не забыть, как, на ветру дрожа,
Висит над бездной зеркало стенное
На высоте шестого этажа.
Оно каким-то чудом не разбилось.
Убиты люди, стены сметены, —
Оно висит, судьбы слепая милость,
Над пропастью печали и войны.
Свидетель довоенного уюта,
На сыростью изъеденной стене
Тепло дыханья и улыбку чью-то
Оно хранит в стеклянной глубине.
Куда ж она, неведомая, делась
Иль по дорогам странствует каким
Та девушка, что в глубь его гляделась
И косы заплетала перед ним?..
Быть может, это зеркало видало
Её последний миг, когда её
Хаос обломков камня и металла,
Обрушась вниз, швырнул в небытие.
Теперь в него и день и ночь глядится
Лицо ожесточённое войны.
В нём орудийных выстрелов зарницы
И зарева тревожные видны.
Его теперь ночная душит сырость,
Слепят пожары дымом и огнём.
Но всё пройдет. И что бы ни случилось
Враг никогда не отразится в нём!
1942. Ленинград
ВЫПУСКАЮЩИЙ ПТИЦ
В квартире одной коммунальной,
Средь прочих прописанных лиц,
Живёт пожилой и печальный
Чудак, выпускающий птиц.
Соседи у рынка нередко
Встречают того чудака —
С большой самодельною клеткой
Стоит он у зооларька.
С получки своей небогатой
Накупит чижей и синиц
И за город едет куда-то
Чудак, выпускающий птиц.
Плывут мимо окон вагонных
Сады и асфальт автострад;
На месте посёлков сожжённых
Другие, не хуже, стоят.
Качаются дачные сосны,
И речки прозрачны до дна,
И даже сквозь грохот колёсный
Земная слышна тишина.
А всё же душа не на месте,
И радости нет в тишине:
Без вести, без вести, без вести
Пропал его сын на войне.
И вот полустанок невзрачный
У стыка рокадных дорог…
В болотистом месте, не дачном,
Рубеж обороны пролёг.
Отыщет старик не впервые
Пехотной дивизии тыл,
Где встали цветы полевые
На холмики братских могил.
Но где преклонить ему взоры,
Куда ему сердцем припасть,
Где холмик найти, над которым
Он мог бы наплакаться всласть?..
Он с клетки снимает тряпицу,
Потом открывает её, —
Молчат присмиревшие птицы
И в счастье не верят своё.
Но крылья легки и упруги,
И радость растёт на лету, —
В каком-то счастливом испуге
Взмывают они в высоту.
Летят над землёю зелёной,
Летят без дорог и границ,
И смотрит на них умилённо
Старик, выпускающий птиц.
* * *
В кинозал, в нумерованный рай,
Я войду и усядусь на место.
Я ведь зритель — мне что ни играй,
Всё равно мне смотреть интересно.
Знаю, кончится дело добром,
И героя звезда не угаснет,—
Но подальше, на плане втором,
Будет будничней всё и опасней.
Вдруг возникнет болотная гать,
Напряжённо-усталые лица.
Пулемёт, не умеющий лгать,
Застрочит —и нигде не укрыться.
И покуда ведущий артист
Обзаводится нужною раной,
Нанятой за десятку статист
Упадёт и не встанет с экрана.
И оттуда на тёплый балкон,
И в партер, и в уютные ложи
Вдруг потянет таким сквозняком,
От которого холод по коже.
УДАЧА
Под Кирка-Муола ударил снаряд
В штабную землянку полка.
Отрыли нас. Мёртвыми трое лежат,
А я лишь контужен слегка.
Удача. С тех пор я живу и живу,
Здоровый и прочный на вид.
Но что, если всё это не наяву,
А именно я был убит?
Что, если сейчас уцелевший сосед
Меня в волокуше везёт
И снится мне сон мой, удачливый бред,
Лет эдак на двадцать вперёд?
Запнётся товарищ на резком ветру,
Болотная чвякнет вода,—
И я от толчка вдруг очнусь — и умру,
И всё оборвется тогда.
ВОДОЁМ СПРАВЕДЛИВОСТИ
В старинной книге я прочёл недавно
О том, как полководец достославный,
Вождь, Искандеру в ратном деле равный,
В былые отдалённые века
Из долгого и трудного похода,
Что длился месяц и четыре года,
На родину привёл свои войска.
На двадцать семь дневных полётов птицы
(Доподлинно так в книге говорится)
Он всех врагов отбросил от границы,
И вот с победой в боевом строю
Вернулся он, не знавший поражений,
Склонить пред императором колени
И верность подтвердить ему свою.
Пред летней резиденцией владыки
Расположил он лагерь свой великий,
И, под толпы приветственные клики
Сойдя с лимонногривого коня,
В доспехах медных, грузен и степенен,
Поднялся он по яшмовым ступеням,
Руки движеньем стражу отстраня.
И царь царей, властитель вод и суши,
Тысячелетний этикет нарушив,
Добросердечен и великодушен,
Шагнул к нему — и чашу преподнёс
С вином, достойным полководца славы,
С вином без горечи и без отравы,
С древнейшим соком виноградных лоз.
Такой нежданной чести удостоен,
С поклоном чашу принял старый воин,
Но не пригубил. Сердцем неспокоен,
Он вниз, на луг, невольно бросил взгляд,
Где наклонилась, жаждою влекома,
Над каменною чашей водоёма
Усталая толпа его солдат.
Не с ними ли в походе дальнем пил он
Гнилую воду, смешанную с илом?
Не с ними ли пред смертью равен был он?
Теперь один за всех в почёте он.
Он с войском шёл по вражескому следу —
И вот не с войском делит он победу,
От войска он победой отделён!
И что-то в сердце тайно всколыхнулось,
И что-то, в нём дремавшее, проснулось,
И Справедливость поздняя коснулась
Его своим невидимым крылом, —
Минуя царедворцев и министров,
Сошёл он вниз решительно и быстро,
И выплеснул он чашу в водоём.
………………………………………..
Тот царь забыт. О давнем том походе
Лишь в книгах мы подробности находим,
Но песнь о старом воине в народе
Звучит ещё и в наши времена.
А в водоёме всё вода струится,
И, говорят, доныне в ней хранится
Тончайший привкус древнего вина.
ОБИДА
Природа неслышно уходит от нас.
Уходит, как девочка с праздника взрослых.
Уходит. Никто ей вдогонку не послан.
Стыдливо и молча уходит от нас.
Оставив деревья в садах городских
(Заложников — иль соглядатаев тайных?),
Уходит от камня, от взоров людских,
От наших чудес и от строчек похвальных.
Она отступает, покорно-скромна…
А может, мы толком её и не знали?
А вдруг затаила обиду она
И ждёт, что случится неладное с нами?
Чуть что — в наступленье пойдут из пустынь
Ползучие тернии — им не впервые,
И маки на крыши взлетят, и полынь
Вопьётся в асфальтовые мостовые.
И в некий не мною назначенный год
В места наших встреч, и трудов, и прощаний
Зелёное воинство леса войдёт,
Совиные гнёзда неся под плащами.
НЕПРЕРЫВНОСТЬ
Смерть не так уж страшна и зловеща.
Окончательной гибели нет:
Все явленья, и люди, и вещи
Оставляют незыблемый след.
Распадаясь на микрочастицы,
Жизнь минувшая не умерла,
И когда-то умершие птицы
Пролетают сквозь наши тела.
Мчатся древние лошади в мыле
По асфальту ночных автострад,
И деревья, что срублены были,
Над твоим изголовьем шумят.
Мир пронизан минувшим. Он вечен.
С каждым днём он богаче стократ.
В нём звучат отзвучавшие речи
И погасшие звёзды горят.
ПЕРВЫЙ МОСТ
…И вот он вырвался из чащи
По следу зверя. Но поток,
В глубокой трещине урчащий,
Ему дорогу пересёк.
На берегу кругом — добыча,
Для всей семьи его еда:
Нетронутые гнёзда птичьи,
Косуль непуганых стада…
Себе представив на мгновенье
Закрытый для него простор,
Затылок он в недоуменье
Косматой лапою потёр.
И брови на глаза нависли,
И молча сел на камень он,
Весь напряженьем первой мысли,
Как судорогою, сведён.
И вдруг — голодный, низколобый —
Он встал, упорен и высок,
Уже с осмысленною злобой
В ревущий заглянул поток.
И, подойдя к сосне, что криво
Росла у самого обрыва,
И корни оглядев — гнильё! —
Он стал раскачивать её.
И долго та работа длилась,
И камни падали в обрыв,
И с хрустом дерево свалилось,
Два берега соединив,
И он тропою небывалой
На берег перешёл другой,
И пот со лба отёр усталой —
Уже не лапой, а рукой.
ОРФЕЙ
Глядя в будущий век, так тревожно ты, сердце, не бейся:
Ты умрёшь, но любовь на Земле никогда не умрёт.
За своей Эвридикой, погибшей в космическом рейсе,
Огнекрылый Орфей отправляется в звёздный полёт.
Он в пластмассу одет, он в сверхтвёрдые сплавы закован,
И на счётных машинах его программирован путь, —
Но любовь есть любовь, и подвластен он древним законам,
И от техники мудрой печаль не легчает ничуть.
И, сойдя на планете неведомой, страшной и дивной,
Неземным бездорожьем с мечтою земною своей
Он шагает в Аид, передатчик включив портативный,
И зовёт Эвридику, и песню слагает о ней.
Вкруг него подчинённо нездешние звери толпятся,
Трёхголовая тварь перепончатым машет крылом,
И со счётчиком Гейгера в ад внеземных радиаций
Сквозь леса из кристаллов он держит свой путь напролом.
…Два зелёные солнца, пылая, встают на рассвете,
Голубое ущелье безгрешной полно тишиной,—
И в тоске и надежде идёт по далёкой планете
Песнопевец Орфей, окрылённый любовью земной.
ДВИЖЕНИЕ
Как тревожно трубят старики паровозы,
Будто мамонты, чуя своё вымиранье,—
И ложится на шпалы, сгущается в слёзы
Их прерывистое паровое дыханье.
А по насыпи дальней неутомимо,
Будто сами собой, будто с горки незримой,
Так легко электрички проносятся мимо —
Заводные игрушки без пара и дыма.
И из тучи, над аэродромом нависшей,
Устремляются в ночь стреловидные крылья,
Приближая движенье к поэзии высшей,
Где видна только сила, но скрыты усилья.
ЛИСТОК
Снова листья легли на дорогу
И шуршат под ногами опять —
Так их в мире бесчисленно много,
Что никак их нельзя не топтать.
Мы спешим, мы красы их не ценим, —
В жизни есть поважнее дела.
Но вчера на асфальте осеннем
Ты упавший листок подняла.
Как он вырезан точно и смело,
Как горит предзакатным огнём!
Ты на свет сквозь него поглядела —
Кровь и золото смешаны в нём.
Может вызвать он гордость и зависть,
Драгоценностью вспыхнуть во мгле…
Как дивились бы, как изумлялись,
Если б был он один на земле!
ЛЬДИНА
Льдина — хрупкая старуха —
Будет морю отдана.
Под её зеркальным брюхом
Ходит гулкая волна.
Всё худеет, всё худеет,
Стала скучной и больной,
А умрёт — помолодеет,
Станет морем и волной.
Улыбнётся из колодца —
Мол, живётся ничего.
Так бессмертие даётся
Всем не ищущим его.
…Глянет радугой прекрасной
В окна комнаты моей:
Ты жалел меня напрасно,
Самого себя жалей.
МИГ
Не привыкайте к чудесам —
Дивитесь им, дивитесь!
Не привыкайте к небесам,
Глазами к ним тянитесь.
Приглядывайтесь к облакам,
Прислушивайтесь к птицам,
Прикладывайтесь к родникам,—
Ничто не повторится.
За мигом миг, за шагом шаг
Впадайте в изумленье.
Всё будет так — и всё не так
Через одно мгновенье.
ЩУКА
Во тьму, на дно речного омута,
Где щука старая живёт,
Засасывает листьев золото
Задумчивый водоворот.
Плывут всё новые и новые
И погружаются на дно,
Берёзовые ли, кленовые —
Водовороту всё равно.
А ночь осенняя, пустынная
Приходит, — и из трав густых
Со дна всплывает щука длинная,
Вся в листьях ржаво-золотых.
Ей снова молодость мерещится.
Она, пьянея тишиной,
Как рыжая русалка, плещется
Под фосфорической луной.
РАССВЕТНОЕ ОДИНОЧЕСТВО
Не ревнуй меня к одиночеству,
Этой ревности не пойму.
Иногда человеку хочется
Одному побыть, одному.
Не кори, что порой рассветною,
В ясной, утренней тишине,
С рощей, с тропкой едва заметною
Я встречаюсь наедине.
И, шагая в утреннем свете,
я вижу, счастлив и одинок,
То, что бы ни с кем на свете я
Увидать бы вдвоём не смог.
Нет, отшельничества не жажду я,
Не бегу от света во тьму.
Иногда ведь хочется каждому
С миром встретиться одному.
ОДНАЖДЫ В ТАЙГЕ
На откосе крутого оврага,
Там, где не было встреч и разлук,
Красота, как медовая брага,
Закружила мне голову вдруг.
Я шагнул по нетоптаной глине,
Я нагнулся — и чистый родник,
Одиноко журчащий доныне,
Благодарно к ладоням приник.
И в кипенье, в хрустальных изломах
Отразил он сверкание дня,
И доверчиво ветви черёмух
Наклонились, касаясь меня.
Их цветы засияли, как звёзды,
Будто славя рожденье своё, —
Будто я красоту эту создал
Тем, что первым увидел её…
ЯСТРЕБ
Природа всё учла и взвесила.
Вы, легкодумные стрелки,
Не нарушайте равновесия
И зря не жмите на курки.
Вот кружит ястреб. Вредный вроде бы.
Но пусть летает, невредим:
Кому-то вреден, а природе он
Полезен и необходим.
Ты рай себе уютный выстроил,
Но без тревог не проживёшь.
Убьёшь печаль, — но тем же выстрелом
И радость, может быть, убьёшь.
ПРИЯТЕЛЬНИЦЫ
В чащобе тихо, как во сне,
Течёт зелёный быт.
Берёзка, прислонясь к сосне,
Задумчиво стоит.
Растут как их судьба свела,
Стремятся обе ввысь —
Два тонких молодых ствола
Ветвями обнялись.
Посмотришь — дружбы нет сильней,
Покой да тишина.
А под землёй — борьба корней,
Беззвучная война.
ДВА ЧЕЛОВЕКА
Твоё несчастье в том, что ты не знал беды.
Легки твои пути, легки твои труды.
Пусть говорят слепцы: тебе во всём везёт,—
Но не хотел бы я шагать с тобой в поход.
Я видывал таких. Ты добр, покуда сыт,
Покуда твой кусок легко тобой добыт,
До первой встряски ты и ловок и умел,
До первой рюмки трезв, до первой драки смел.
С товарищем моим пошёл бы я в поход,
Хоть в жизни, говорят, ему и не везёт.
Победы он знавал, но и хлебнул беды,
Трудны его пути и нелегки труды.
Он — не на побегушках у судьбы,
Он падал и вставал, шаги его грубы,
Такой не подведёт, он жизнью закалён.
Его удача в том, что неудачник он.
ЛИЧНЫЙ ВРАГ
Не наживай дурных приятелей —
Уж лучше заведи врага:
Он постоянней и внимательней.
Его направленность строга.
Он учит зоркости и ясности, —
И вот ты обретаешь дар
В час непредвиденной опасности
Платить ударом за удар.
Но в мире и такое видано:
Добром становится беда,
Порою к дружбе неожиданной
Приводит честная вражда.
Не бойся жизни, но внимательно
Свою дорогу огляди.
Не наживай дурных приятелей —
Врага уж лучше заведи.
ГРЕШНИКИ
В грехах мы все — как цветы в росе,
Святых между нами нет.
А если ты свят — ты мне не брат,
Не друг мне и не сосед.
Я был в беде — как рыба в воде,
Я понял закон простой:
Там грешник приходит на помощь, где
Отвёртывается святой.
* * *
Над собой умей смеяться
В грохоте и в тишине,
Без друзей и декораций,
Сам с собой наедине.
Не над кем-то, не над чем-то,
Не над чьей-нибудь судьбой,
Не над глупой кинолентой —
Смейся над самим собой.
Среди сутолоки модной
И в походе боевом,
На корме идущей ко дну
Шлюпки в море штормовом, —
Смейся, презирая беды,—
То ли будет впереди!
Не царя — шута в себе ты
Над собою учреди.
И в одном лишь будь уверен:
Ты ничуть не хуже всех.
Если сам собой осмеян,
То ничей не страшен смех.
* * *
Снимая тела и конечности,
И лица недобрых и добрых,
У всепобеждающей вечности
Мгновенья ворует фотограф.
Ты здесь посерьёзнел, осунулся, —
Но там, словно в утренней дымке,
Живёшь в нескончаемой юности
На тихо тускнеющем снимке.
Там белою магией магния,
Короткою вспышкой слепою
Ты явлен из времени давнего
На очную ставку с собою.
Вглядись почестней и попристальней
В черты отдалённого брата, —
Ведь всё ещё слышится издали
Внезапный щелчок аппарата.
* * *
Душа — общежитье надежд и печалей.
Когда твоё тело в ночи отдыхает,
О детстве, о сказочно-давнем начале
Во сне потаённая память вздыхает.
И снятся мечте неземные открытья,
И лень, чуть стемнеет, все лампочки гасит,
И совесть — ночной комендант общежитья
Ворочается на железном матрасе.
И дремлет беспечность, и стонет тревога,
Ей снятся поля, окроплённые кровью,
И доблесть легла отдохнуть у порога,
Гранату себе положив в изголовье.
А там, у окна, под звездою вечерней,
Прощальным лучом освещённая скудно,
На праздничном ложе из лилий и терний
Любовь твоя первая спит непробудно.
СРЕДНИЙ ВОЗРАСТ
А где-то там, куда нам не вернуться, —
В далёком детстве, в юности вдали,
По-прежнему ревнуют, и смеются,
И верят, что прибудут корабли.
У возраста туда не отпроситься,—
А там не смяты травы на лугу,
И Пенелопа в выгоревшем ситце
Всё ждёт меня на давнем берегу.
Сидит, руками охватив колено,
Лицом к неугасающей заре, —
Нерукотворна, неприкосновенна —
Как мотылёк, увязший в янтаре.
СЛЁЗЫ
Редко от радости плачем мы.
Может, один лишь раз
Радость у горя берёт взаймы
Слёзы в счастливый час.
Ветер шуршит весенней листвой,
Утро зовёт в поход.
Радость — честна, радость с лихвой
Горю свой долг вернёт.
Но на пороге дальней зимы,
Всё испытав всерьёз,
Слёзы счастливые вспомним мы —
Горьких не вспомним слёз.
ОСТРОВА ВОСПОМИНАНИЙ
В бесконечном океане
Пролегает курс прямой.
Острова Воспоминаний
Остаются за кормой.
Там дворцы и колоннады,
Там в цветы воплощены
Все минувшие услады
И несбывшиеся сны.
Но, держа свой путь в тумане,
Бурями держа свой путь,
К Островам Воспоминаний
Ты не вздумай повернуть!
Знай — по мере приближенья
Покосятся купола,
Рухнут стройные строенья —
Те, что память возвела.
Станет мир немым и пресным,
Луч померкнет на лету,
Девушка с лицом прелестным
Отшатнётся в пустоту.
И, повеяв мертвечиной,
В сером пепле, нищ и наг,
Канет в чёрную пучину
Сказочный архипелаг.
Ты восплачешь, удручённый, —
В сердце пусто и темно,
Словно бурей мегатонной
Всё былое сметено…
………………………………
Знай — в минувшем нет покоя.
Ты средь штормов и тревог
Береги своё былое —
Не ищи к нему дорог.
Только тот, кто трудный, дальний
Держит путь среди зыбей,
Острова Воспоминаний
Сохранит в душе своей.