АЛЕКСАНДР АРТЁМОВ
Цитируется по: “СОВЕТСКИЕ ПОЭТЫ, ПАВШИЕ НА ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ”, Л.О. изд-ва “Советский писатель”, 1965 г., 748 стр.
1. ЗНАМЯ
Уже остывает нагретый разрывами камень,
Уже затихает гремящий с утра ураган.
Последний бросок. Из последних окопов штыками
Бойцы выбивают и гонят с вершины врага.
Как мёртвые змеи, опутали сопку траншеи,
Бетонные гнёзда пологий усыпали скат,
И, вытянув к небу холодные длинные шеи,
Разбитые пушки угрюмо глядят на закат.
И встал командир на земле, отвоёванной нами,
Изрытой снарядами и опалённой огнём,
И крикнул ребятам: «Товарищи, нужно бы знамя!..»
Поднялся, шатаясь, с земли пулемётчик. На нём
Висели клочки гимнастёрки, пропитанной потом,
Обрызганной кровью. Он вынул спокойно платок,
Прижал его к ране, прожжённой свинцом пулемёта,
И вспыхнул на сопке невиданно яркий цветок.
Мы крепко к штыку привязали багровое знамя,
Оно заиграло, забилось на сильном ветру.
Обвёл пулемётчик друзей голубыми глазами
И тихо промолвил: «Я, может быть, нынче умру,
Но буду гордиться, уже ослабевший, усталый,
До вздоха последнего тем, что в бою не сробел,
Что кровь моя знаменем нашего мужества стала,
Что я умереть за отчизну достойно сумел…»
Над тёмной землёй и над каменной цепью дозорной,
Над хилым кустарником, скошенным градом свинца,
Горело звездой между скал высоты Заозёрной
Священное знамя, залитое кровью бойца.
<1939>
Владивосток
2. ДОРОГА ОТЦОВ
Походным порядком идут корабли,
Встречая рассветные зори;
И круглые сутки несут патрули
Дозорную службу на море.
За мыс Поворотный, до мыса Дежнёв
На север идти нам в тумане.
Для наших судов быстроходных не нов
Охранный поход в океане.
Но в годы былые здесь шли наугад
Корветы в далёкое плаванье.
Здесь, тихо качаясь, спускался фрегат
На дно Императорской гавани.
Здесь Лаптевы морем и берегом шли
На север, в просторы седые,
И в тундре для них маяками зажгли
Эвенки костры золотые.
Шли прадеды наши в белёсом дыму.
Меж северных льдов и утёсов
И мёрли, цинготные, по одному,
И море сбирало матросов.
И море доселе их прах бережёт
В подводных вулканах, на лаве.
Сердца наши голос прадедовский жжёт
Призывом к победе и славе.
Здесь Беринг великий в полуночной тьме
Покоится рядом с морями,
И ржавые ядра на низком холме
Недвижно лежат с якорями.
Шли наши отцы по высоким огням,
Созвездий дорогою млечной,
Они оставляли моря эти нам
Во власть и наследство навечно.
И нашим судам по заливу одним
В походы идти на рассвете.
Путями отцов мы идём, и по ним
Суда поведут наши дети.
Летит за кормой одинокий баклан,
И стаи проносятся чаек.
Идут корабли в голубой океан,
Зарю молодую встречая.
Мы знаем дорогу и ночью и днём,
Наш компас проверен отцами.
Мы древним путём в океаны идём —
Путём, завоеванным нами.
<1939>
3. СТИХИ О РАЗВЕДЧИКЕ
Июль. За Уралом пора сенокоса
Уже отзвенела давно.
В полях яровых наливается просо,
Пшеничное крепнет зерно.
Кузнечик в гречихе трещит неумолчно,
Высоко взлетают стрижи.
А здесь, на Посьете, в тумане молочном
Холодная полночь лежит.
И тянутся белые дымные косы
По ветру на скаты высот.
Горбатая сопка, гранитная осыпь,
В окопе, под осыпью, — взвод.
Поодаль немного болотные кочки,
В густом тростнике берега.
На сопке вверху пулемётные точки,
Бетонные гнёзда врага.
Прошёл уже час, как уполз осторожно
Разведчик на сопку, и вот
Его ожидает в окопе тревожно
Дозорный недремлющий взвод.
Безмолвны горы обнажённые скаты,
Всё тихо пока, всё молчит.
Но вдруг загремели ручные гранаты
На сопке в туманной ночи.
Ещё и ещё, за разрывом разрывы,
Протявкал и смолк пулемёт.
Вот кто-то по осыпи рядом с обрывом
Нетвёрдой походкой идёт.
Упал. Тяжелы, видно, горные тропы,
Лежит он в крови и пыли.
Уже санитары бегут из окопа,
Бойца поднимают с земли.
«Скажите комвзводу — врага пораженье
В бою неминуемо ждёт.
Готов для атаки проход в загражденьи,
Гранатой разбит пулемёт…»
Всё тихо, так тихо здесь в сумраке мглистом,
Что слышно биенье сердец.
На кровью залитой земле каменистой
Забылся и бредит боец.
И видится парню знакомое небо,
Просторы поёмных лугов,
Шумящие полосы проса и хлеба
И серые шлемы стогов.
Под ветром сухие просёлки пылятся,
Бегут ручейки под бугром,
И машет ветряк, и не может подняться,
Как птица с подбитым крылом…
Очнулся, глаза приоткрыл и устало,
Чуть слышно, промолвил: «Друзья,
В Тамбовском районе, в колхозе осталась
Моя небольшая семья.
Так матери вы не пишите, пожалуй,
Я сам напишу ей… потом…
А брату родному… На возрасте малый…
« Пусть едет сюда…»
И с трудом
Разведчик на локте поднялся. Но скоро
Упал и забылся опять.
Сползал, осыпая росинки на горы,
Туман в приозёрную падь.
Взлетало широкое пламя рассвета
Над гладью воды голубой.
За землю Тамбова, Ташкента, Посьета
Шли дети республики в бой.
4. ХАСАН
На ветру осыпаются листья лещины
И, как яркие птицы, несутся в простор.
Покрываются бронзой сухие лощины
И горбатые древние выступы гор.
Над кривым дубняком, на крутом перевале,
Опереньем сверкая,взлетает фазан.
В окаймленье вершин, как в гранитном бокале,
Беспокойное озеро — светлый Хасан —
Расшумелось у сопок, шатая утёсы,
Поднимая у берега пенный прибой.
И волна, рассыпая тяжелые слёзы,
Бьётся глухо о камни седой головой.
Так о сыне убитом, единственном сыне,
Плачет старая мать, будто волны у скал,
И в глазах её выцветших долгая стынет
Напоённая скорбью великой тоска.
Молчаливые горы стоят над Хасаном,
Как тяжёлые створы гранитных дверей,
И повиты вершины белёсым туманом,
И разбиты утёсы огнём батарей.
И на склонах исхлёстанной пулями сопки,
На камнях обомшелых, в покое немом,
Под косыми камнями ржавеют осколки
Отвизжавших снарядов с японским клеймом.
Угасает закат, ночь идёт на заставы.
Грозовое молчанье тревогу таит.
Нерушимой вовек, будто памятник славы,
Высота Заозёрная гордо стоит.
1939
5. НОЧЬЮ
Другу, поэту — Вяч. Афанасьеву
Потухло багровое пламя зари.
Сова поднимает тяжёлые веки,
Садится сова на кедровые ветки,
Сова зажигает глаза-фонари.
Подёрнулись пади дремотным туманом,
Заухали филины гулко в ночи,
Луна пожелтела над сонным Иманом,
Как спелая дыня с осенней бахчи.
На небе, вблизи от ночного светила,
Погасли холодные искорки звёзд.
На тёмное море луна опустила
Пути золотые на тысячи вёрст.
Туман осыпая серебряной пылью,
Сова расправляет лохматые крылья,
Летит тяжело над полями, лесами
И в полночь блестящими смотрит глазами.
И кажется старой, что тропкою длинной
По горным хребтам, к океанской воде,
Идут от широкой сучанской долины
Неясные лёгкие тени людей.
И кажется древней, что ночью зловещей
Не грозы гремят над простором морей,
Не гневные волны у берега плещут,
А эхом разносится гул батарей.
Ушастая слушает чутко, но это
Лишь гром поездов на далёких мостах,
Гудки теплоходов, да ветер с Посьета,
Да уханье филинов в лунных кустах.
А тени, неясные лёгкие тени —
Лишь клочья тумана у вздыбленных гор
Да призрачный дым полуночных видений,
Что утром уносится ветром в простор.
И с криком печальным угрюмая птица
Глядит на прибой океанских валов.
За нею туман одичалый клубится
В лиловых огнях перегнивших дубов.
Садится сова на обрыве прибрежном
И клювом забрызганный чистит наряд.
Легенды о давнем, сказанья о прежнем
Ей сопки Приморья в ночи говорят.
6. НАСТУПЛЕНИЕ
Пугливо метнулись вороны
Над врытыми в снег валунами.
Вся в оспинах чёрных воронок
Поляна легла перед нами.
Немного правей, у болота,
Где бой завязался, наверно,
Как дятлы, стучат пулемёты,
Упорно и чуточку нервно.
Мы прыгаем с кочки на кочку,
Ложимся, за ротою рота,
И ухает глухо, как в бочку,
За спинами бас миномёта.
«Вперёд!..» Поднимаемся молча,
Повзводно, готовые к бою.
Над нами тягуче, по-волчьи,
Снаряды бризантные воют.
Невидные лыжные тропы
К поляне ведут, а за нею
От едкого дыма темнеют
В пологих сугробах окопы.
До них недалёко. Мы снова
Встаём, ожидая приказа.
Короткое резкое слово
По ротам проносится сразу.
«В атаку!..» Четыреста глоток
«Ура!» понесли, подхватили
На скованных льдами болотах,
В наносах серебряной пыли.
Когда же надолго устали
Гранаты греметь,
Над штыками
Деревья, как пленные, встали
С простёртыми к тучам руками.
Март 1940
Москва
7. КОРАБЛИ УХОДЯТ В МОРЕ
Едва приподнимутся флаги
Над ровною гладью залива
И дрогнут в зелёных глубинах
Прожорливых рыб плавники,—
Над берегом белые чайки
Взвиваются стаей крикливой,
И, кончив последнюю вахту,
Мерцают вдали маяки.
Синеет высокое небо,
И солнце встаёт над водою.
Гонимые ветром проворным,
Туманы спускаются с круч.
Над городом в утреннем дыме
Пылает огромной звездою
В широких зеркальных витринах
Рассветный приветливый луч.
Мы снова на вахту выходим,
Плывём в голубое безбрежье,
В спокойное яркое утро,
В рассвет, что на море упал.
Мы видим, как по носу прямо
Дельфин заблудившийся режет
Спинным плавником заострённым
Ленивый шлифованный вал.
Мы в море уходим надолго,
И путь наш красив и завиден,
И мы ни о чём не жалеем,
И мы не грустим ни о ком.
И с нами прощается город,
Который мы снова увидим,
И машет нам берег весенний
Черёмухи белым платком.
Свежеет погода, и ветер
В антенне назойливо свищет,
Туман наползает, и воет
У рифов тревожный ревун,
И чайки у берега кружат,
Садясь на пробитое днище
Кунгаса, что выброшен морем
На скалы в последний тайфун.
Но пусть поднимаются волны,
На палубу брызги роняя,
И ветер от края до края
Туман расстилает седой,
Мы к вахтам тяжёлым привыкли,
Мы ночью и днём охраняем
И нашу весеннюю землю,
И наши сады над водой,
И город, поднявший высоко
Багряные трубы заводов,
И узкие тихие бухты
С хребтами по трём сторонам,
И зелень полей урожайных,
И наши просторные воды,
И всё, что зовётся Отчизной,
Что близко и дорого нам.