Александр Ефимович Ойслендер: фронтовые стихи

ОЙСЛЕНДЕР Александр Ефимович
(1908, под Киевом – 1963, Москва)

В конце 1920-х гг. служил на Черноморском флоте. Во время Великой Отечественной – военный корреспондент газет Северного флота «Краснофлотец» и «Североморец».

ВЫСАДКА ДЕСАНТА

Шёл головным торпедный катер, –
И берег, пушки наклоня,
Вдруг оживал, как дымный кратер
От извержения огня.

Но, зачерпнув воды с разлёта,
Всю ночь, быть может, до утра,
Сквозь эти чёртовы ворота
Врывались в бухту катера.

И страшно было небосводу
Смотреть на то, как моряки,
Бросаясь в огненную воду,
Держали шаткие мостки,

Чтобы советская пехота
Сухою на берег сошла
И, выкорчёвывая доты,
Дорогу верную нашла.

Как прежде, мины шелестели.
В глухом ущелье ветер выл –
И раненые не хотели
Эвакуироваться в тыл.

И даже мёртвые, казалось,
Уже не сдали б ни за что
Ту пядь, что с кровью их смешалась
На отвоёванном плато!

1944 г.

НА САНИТАРНОМ БОТЕ

Опасность братски поделив,
Нас встретил Мотовский
залив,
Где облака
Намокшей ватой
Едва влачились над водой –
То синей, то зеленоватой,
Но чаще всё-таки седой.

Визжали первые фугаски –
И в расстилавшемся чаду
Команда надевала каски,
Отстреливаясь на ходу.
А в трюме парни из пехоты
Метались в тягостном бреду,
В который раз штурмуя доты
И снова падая на льду.
Оставшись живы после боя,
Они из беглого огня
Попали в полымя рябое,
Своё бессилие кляня.

– Сестра…
Сестрица…
Дай напиться…
– Теперь закрой глаза –
И спи.
– Не спится мне…
Когда ж, сестрица?
– Уж скоро, милый…
Потерпи!

А там,
У горного предела,
Где дописал матросский штык
Всё, что граната не успела
Договорить в последний миг, –
Мела, как прежде, непогода
И полыхала артстрельба.

Не для того ль
Два долгих года
В бою щадила нас судьба,
Чтоб на коробке санитарной
Предать сегодня?

– Ни за что! –
И ботик шёл
Тропой угарной.
Дырявый,
Словно решето.

Из темноты –
К теплу и свету.
Под нестихающий мотив
Фугасок, рвавшихся по следу,
Волною мостик окатив.

ПАМЯТЬ

Хорошо, что в чертах сыновей
Сохраняются наши черты –
Те же складки меж тёмных бровей,
Те же склонности, те же мечты.

Верит каждый, что сгинет беда,
Но не каждый останется жив.
Если я не вернусь никогда,
Лучшей песни своей не сложив, –

Не хочу, чтоб по горю в глазах
Узнавали: – Вот это жена!
Не хочу, чтоб ходила в слезах…
Не такая мне память нужна.

Нет, хотя б после смерти, назло
Бестолково упрямой судьбе,
Только счастье, что нас обошло,
Я хотел бы оставить тебе.

А когда подрастут сыновья
И исполнятся наши мечты,
Пусть один будет в точности я,
А другой будет в точности ты!