ОЙСЛЕНДЕР Александр Ефимович
(1908, под Киевом – 1963, Москва)
В конце 1920-х гг. служил на Черноморском флоте. Во время Великой Отечественной – военный корреспондент газет Северного флота «Краснофлотец» и «Североморец».
ВЫСАДКА ДЕСАНТА
Шёл головным торпедный катер, –
И берег, пушки наклоня,
Вдруг оживал, как дымный кратер
От извержения огня.
Но, зачерпнув воды с разлёта,
Всю ночь, быть может, до утра,
Сквозь эти чёртовы ворота
Врывались в бухту катера.
И страшно было небосводу
Смотреть на то, как моряки,
Бросаясь в огненную воду,
Держали шаткие мостки,
Чтобы советская пехота
Сухою на берег сошла
И, выкорчёвывая доты,
Дорогу верную нашла.
Как прежде, мины шелестели.
В глухом ущелье ветер выл –
И раненые не хотели
Эвакуироваться в тыл.
И даже мёртвые, казалось,
Уже не сдали б ни за что
Ту пядь, что с кровью их смешалась
На отвоёванном плато!
1944 г.
НА САНИТАРНОМ БОТЕ
Опасность братски поделив,
Нас встретил Мотовский
залив,
Где облака
Намокшей ватой
Едва влачились над водой –
То синей, то зеленоватой,
Но чаще всё-таки седой.
Визжали первые фугаски –
И в расстилавшемся чаду
Команда надевала каски,
Отстреливаясь на ходу.
А в трюме парни из пехоты
Метались в тягостном бреду,
В который раз штурмуя доты
И снова падая на льду.
Оставшись живы после боя,
Они из беглого огня
Попали в полымя рябое,
Своё бессилие кляня.
– Сестра…
Сестрица…
Дай напиться…
– Теперь закрой глаза –
И спи.
– Не спится мне…
Когда ж, сестрица?
– Уж скоро, милый…
Потерпи!
А там,
У горного предела,
Где дописал матросский штык
Всё, что граната не успела
Договорить в последний миг, –
Мела, как прежде, непогода
И полыхала артстрельба.
Не для того ль
Два долгих года
В бою щадила нас судьба,
Чтоб на коробке санитарной
Предать сегодня?
– Ни за что! –
И ботик шёл
Тропой угарной.
Дырявый,
Словно решето.
Из темноты –
К теплу и свету.
Под нестихающий мотив
Фугасок, рвавшихся по следу,
Волною мостик окатив.
ПАМЯТЬ
Хорошо, что в чертах сыновей
Сохраняются наши черты –
Те же складки меж тёмных бровей,
Те же склонности, те же мечты.
Верит каждый, что сгинет беда,
Но не каждый останется жив.
Если я не вернусь никогда,
Лучшей песни своей не сложив, –
Не хочу, чтоб по горю в глазах
Узнавали: – Вот это жена!
Не хочу, чтоб ходила в слезах…
Не такая мне память нужна.
Нет, хотя б после смерти, назло
Бестолково упрямой судьбе,
Только счастье, что нас обошло,
Я хотел бы оставить тебе.
А когда подрастут сыновья
И исполнятся наши мечты,
Пусть один будет в точности я,
А другой будет в точности ты!