Михаил Дудин (1916 – 1993)
Цитируется по: Дудин М. Всё с этим городом навек…:Ленинградская книга. – Л.: Лениздат, 1985. – 703 с.
ПАМЯТИ АЛЕКСЕЯ ЛЕБЕДЕВА
1.
Мы должное твоей заплатим славе.
Мы двести ран пойдём в упрямый бой.
Мы до конца гордиться будем вправе
Твоею песней и твоей судьбой.
Туман и шторм. Солёный привкус моря.
Но, крепко взяв за шиворот судьбу,
Всю остроту и накипь злого горя
Включаем мы в свирепую борьбу.
Мы выбьемся из рокового круга,
Снопы огня сырую тьму, прорвут.
Друзья уйдут и будут мстить за друга,
И многие обратно не придут.
Романтики! Но кто из нас не трафил
К большим делам, седой простор любя?
В скупых словах анкетных биографий
Мы не законсервируем себя.
Нас вдаль несёт, в крутое пекло боя,
Где гром, и всплеск, и розовый простор.
Друзья твои клянутся над тобою –
Идти любым смертям наперекор.
Они пройдут. И скажут, видя — вот он,
Знакомый образ, строгий и простой,
Из камня угловатого сработан,
Обтёсанный солёною водой.
Но что мне толку в этой грубой груде,
Я вновь хочу с тобою рядом быть,
Опять читать стихи о Робин Гуде,
По улицам Иванова бродить.
Твой честный взгляд упрям и необыден,
Он навсегда останется со мной.
Легенда пахнет порохом. Не виден
Её конец за дымкой голубой.
2.
Жизнь твоя — как прыжок с трамплина
В невозвратную глубину.
Мать умрёт, не дождавшись сына,
У печали своей в плену.
Станет каменным у причала
Юной женщины силуэт.
Песне верности нет начала.
Окончания тоже нет.
Ветер времени снова ожил
И забвенья туман сорвал.
Космонавт, на тебя похожий,
Поворачивает штурвал.
И, глаза его окружая,
Открывается мир иной.
И томится душа живая
Невозвратною глубиной.
1982
АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ
Старуха на дрова могильный рубит крест.
Кладбище Александро-Невской лавры.
И вот поют на сотни вёрст окрест
Начало битвы медные литавры.
Я слышу вновь в разбуженной ночи,
В порывах ветра, в завываньях вьюги,
Как перекрещиваются мечи,
И шелестят железные кольчуги,
И кони грудью падают на лёд,
И копья с ходу пробивают латы.
На лёд ложится розовый налёт,
А час назад он был зеленоватый.
И в нетерпенье бросив повода,
Откинув плащ и расправляя плечи,
Как вихорь, он врывается туда —
В крутое пекло бесподобной сечи.
Врубается мечом и пикой князь
Воочию, а не в красивой сказке,
Он бьёт в упор и бьёт, оборотясь,
Мечом наотмашь по рогатой каске.
Он вдаль зовёт, стремительный и стройный,
И отступают в панике враги.
Русь спасена. И на воде спокойной
От пузырей расходятся круги.
Враг вновь идёт и задушить нас хочет.
Мы узнаём исконного врага.
Он в той же каске. Только покороче
Железные топырятся рога.
Мы в битвах рассчитаемся с врагами,
Спалим уничтожающим огнём,
И эту каску с бычьими рогами
Мы вместе с головою оторвём.
1942
* * *
Здесь грязь, и бред, и вши в траншеях.
И розовое облако вдали.
Душа моя, когда ж похорошеют
Обугленные площади Земли?
Давно пора. Под пеленою пепла
Протухли трупы и свернулась кровь.
Душа моя, ты в сотый раз ослепла
От чёрствых слёз и прозреваешь вновь.
Смотри — весна. И над равниной русской
Молочно-лиловатый свет.
…Влетела в амбразуру трясогузка
И весело уселась на лафет.
1942
КАМЕНЬ
Как нож, прорезав щели, по обоям
Бежала световая полоса.
Здесь был привал последний. Перед боем
Он брал у нас на память адреса.
Далёкими повеяло ветрами,
Весёлым детством в солнечной пыли,
Какими-то знакомыми цветами,
Которые ещё не зацвели,
Полынью, зноем, невысокой рожью,
Давно обжитым, навсегда родным.
Мне вспомнилось Поочье и Остожье,
Неповоротливый, ленивый дым.
Ночное. Луг. Чу, чмокают копыта,
И лунным светом окоём залит.
Он смотрит удивлённо и открыто.
«Ну что тебе, товарищ замполит?
Такое и с тобой, наверно, было,
Что грусть пришла непрошено, сама:
Любимая меня давно забыла,
Друзья воюют, а семьи нема…
Кому ж писать и сообщать о смерти?
Да я и не намерен умирать…»
Вперёд ломились немцы, словно черти,
И отступали медленно опять.
А к вечеру ударил ливень. Косо
Захлёстывала струями вода.
В грязи хрипели лошади. Колёса
По втулки вязли. К чёрту обода
Летели. Ухали зенитки.
И пулемёты сыпали галдёж.
Мы вымокли (хоть выжимай) до нитки,
А может, пропотели — не поймёшь.
Дымит земля. Она сыра, как губка.
Дотронешься — и выступит вода.
Комбат охрип. Не отвечает трубка,
И в сумрак убегают провода.
И вслед за ними, по тропинке мглистой,
По скалам пробираясь наугад,
Уходят молчаливые связисты.
Мы ждём. Не возвращаются назад.
Идут другие, и опять ни слова.
Уходят третьи — темнота густа.
Она ползёт упрямо и сурово
Из каждого оврага и куста.
Неправда! Нет! Пусть я, пусть он, пусть вы хоть,
По юношески этот мир любя,
Единственный отыскиваем выход,
Коль только свято веруем в себя.
Так вот он, на! Бери его и трогай!
Скажи судьбе, чтоб отступила прочь.
Он смотрит в даль решительно и строго.
Скрывается. И наплывает ночь,
Размытая, разодранная в клочья,
Пронизанная ветром и дождём,
И вот мы убеждаемся воочью,
Что самого решительного ждём.
Идёт гроза, чугунный воздух сгрудив
И разбросав на тысячу смертей
Порывистым дыханием орудий
Тяжёлых дальнобойных батарей.
И отзвук громыхающий не умер,
Он эхом повторяется стократ.
Лисёнком пискнул позабытый зуммер…
Комбат встаёт, и нас ведёт комбат.
Ведёт по скалам в гром и посвист дикий,
К своим выводит третий батальон.
…Здесь золотое солнце сыплет блики.
Здесь камни радуются. Только он
Лежит в крови, израненный и грубый.
Пусть в памяти пребудут навсегда
Последним вздохом стиснутые зубы,
Соединяющие провода.
Так вот она,— возьми её, изведай,
Попробуй оцени её, измерь!
Всё то, что называется победой,
Как ток проходит через эту смерть.
Мы камень положили над могилой,
Мы вспомнили любимую и мать.
А у него ни матери, ни милой,
И некому об этом написать.
Быть может, ты найдёшь случайно камень,
Тот самый камень средь других камней.
Как друга, крепко обними руками,
Прижмись к нему и сердцем отогрей.
1942
СТИХИ О ШАЛАШЕ
Мелкий лес да болото. В лиловом огне горизонт.
Грохот взрывов, и дыма тяжёлая грива.
Через два километра уже начинается фронт.
Облака раздробились в чешуйчатой ряби Разлива.
Нас мороз леденил, к нам в землянки врывалась вода.
Снег крутил, заметал переходы и щели.
Пели пули во тьме, и свистели в ночи провода.
Прорывались враги, и прорваться они не сумели.
Артиллерия била, визжал за снарядом снаряд.
И зима, и мороз, и костлявая лапа блокады.
Рядом, сзади за нами, упрямо стоял Ленинград,
— Мы стояли на страже у стен своего Ленинграда.
Это воинов долг. Это подвиг решительный наш.
Это наше единство, горячая сила прорыва.
Это видевший виды из веток сосновых шалаш.
Это Ленин здесь жил в шалаше у скупого Разлива.
Разжигая костёр, он, прищурясь, смотрел в темноту
В лунном свете вода отливала холодною сталью.
Сквозь застенки и ссылки он нёс золотую мечту.
И мечту эту вместе мы сделали крепкою явью.
Мы стоим на часах. Тишина. Из густой темноты
Только звёзды сквозь тучи и ветер, летящий над миром
…Он обходит расчёты и, проверяя посты,
Подбодряет бойцов, наставленья даёт командирам.
Мы не слышали слов, но мы чувствуем наверняка,
Что вот именно так, что иначе никак не бывает,—
Этот голос и жест, и на запад простёрта рука,
Непременно вперёд, непременно вперёд призывает.
Он приходит, победы решительный час.
Трубы грянут тревогу. Дорога крута и открыта.
Ленин вышел и встал. И, прищурившись, смотрит на нас
Мелкий лес да болото. Бессмертный шалаш из гранита.
1942