Юрий Никандрович Верховский
Верховский Юрий Никандрович (1878 – 1956). Поэт, переводчик, литературовед. Был близок к символистам. Как учёный известен работами по поэзии пушкинского времени. В годы Великой Отечественной войны писал патриотические стихотворения, собранные в 1943 г. в сборник «Будет так».
СОНЕТЫ
Вячеславу Иванову — мастеру сонета
ДЕВА-ПТИЦА
1
В прозрачный час передрассветно-синий
Я деву-птицу тайно стерегу,
На матовом жемчужном берегу
Вдыхая трепет лилий и глициний.
Святую дрожь я в сердце сберегу.
Она близка, и крыльев блеск павлиний
Меня слепит игрой цветов и линий
Всецветный рай на брезжущем лугу.
В венцах лучей — сияющие пятна,
В алмазных брызгах — трепетные перья,—
И вещий взор мне таинства раскрыл:
В рассветный миг бесчарна и понятна
Святая грань заклятого преддверья,—
Жду радужных объятий райских крыл!
2
Когда потускнут крылья девы-птицы
И в белом утре явен каждый блик,—
Я вижу гордый побледневший лик,
Властительный и строгий лик царицы.
До ужаса он явствен и велик,—
И дрогнули ревнивые ресницы,
И засинели вещие зарницы,—
В душе дрожит порыва сжатый крик.
Миры чудес в тени бровей — глубоки,
Покой чела младенчески-прелестен:
И грёз, и постижений — без границ.
Под влагою истомной поволоки
Невестный взор так тихо неневестен —
И перед ним душа поверглась ниц.
3
День над судьбой моей отрадно-пленной
Рассветную развеет кисею,—
Тогда душой бессильно воспою
Лик девы-птицы я богоявленной.
И слёзы я прозрачные пролью.
И над моей жемчужного вселенной
Она лазурью жаркой и нетленной
Расстелет песню вечную свою.
И я растаю с этой первой песней —
И перельюсь я в новые напевы
И новым раем царственно упьюсь.
Безмерность роковая всё чудесней,—
Я постигаю мир нездешней девы.
Я с ней навек торжественно сольюсь.
* * *
Воскресший месяц забелел, как меч.
И перед далью матово-прозрачной
Земля склонялась трепетной и мрачной;
В долинах молкла суетная речь.
А небеса в торжественности брачной
Спешили звёзд светильники поджечь.
Трикирии колеблющихся свеч
Огни сплетали вязью тайнозначной.
Земля не смела трепет превозмочь;
Я предался волне ночного хора,
Туманный мой покров унёсся прочь.
В сиянии росистого убора
Ко мне идёт моя невеста — ночь
Из-под шатров колдующего бора.
* * *
Да, опьянённым нужно быть всегда.
Вином, грехом, молитвой — опьянённым,
Чтоб каждый миг явился прояснённым,
Где не шуршат минуты, дни, года.
Я каждый миг хотел бы быть влюблённым,
Пылать, как та далёкая звезда,—
Зажечь ли мир, сгореть ли без следа,—
Но говорить с бессмертьем окрылённым.
Но где найду напиток я хмельной,
Тот райский нектар, ту волну живую,
С какими я хоть миг восторжествую?
Кто напоит той ярою полной
И ливнем выльет тучу грозовую,
Чтоб опьянён был целый мир со мной?
* * *
Дождливый день ползёт к ночи уныло
И шёпотом зовёт несмело тьму.
Уже с утра пустое сердце ныло
И тусклый сон мерещился уму.
Сознание бездейственно застыло,
Не разгадав навеки, почему —
И для чего кругом всё так постыло,
Всё так враждебно духу моему.
И пусть же день свершает путь обычный,
Дождливый путь к вечерней тьме — и пусть
Шаги его и шум одноязычный —
Знакомая, своя, родная грусть.
Как старой сказки шёпот, мне привычный,
Уж я давно все знаю наизусть.
ТЕНЬ
1
Склонилась тень над письменным столом —
Знакомая давно и повседневно.
Задумалась бесстрастно и безгневно,
Не шевельнёт раскинутым крылом.
Все думы: о грядущем, о былом —
Парят вокруг бесшумно, безнапевно
И не грозят стоглазно и стозевно,
Не борются ни с благом, ни со злом.
Спокойствие — как в куполе высоком.
Но отчего же в этой тишине
Так боязно, так жутко, страшно мне?
Взор встретился с потусторонним оком.
Но что ж я чую спор добра и зла —
Где тень моя склонилась у стола?
2
Я свет зажёг — и вновь она вошла.
Нас обняла связующая сила —
И на стене бесцветной воскресила
Вновь полукруг широкого крыла.
Она меня ещё во тьме ждала —
И принесла мне тихий дым кадила;
Благоуханьем синим наградила,
Отрадное забвение дала.
Вновь, как и прежде, я с моею тенью —
Вдвоём огнём мы жертвенным горим;
В безмерность плавно уплывает дым.
И, отдаваясь тихому сплетенью
В одну волну благоуханий двух,
Влюблённый в тень возрадовался дух.
3
В мерцаньи ночи тень моя со мной.
И жертвой не горю я вместе с нею,
И в жути я уже не холодею —
Здесь, у стены обители иной.
Сливаюсь я с загадочной страной
И скоро сам ключами овладею,
Вступлю во храм, подобен чародею,
Я — тень моя, тень, ставшая собой.
Нам здесь, в стенах, не тесен мир, не душен;
Там, в куполе, нас не страшит простор.
Привычен сил неистовых напор.
Полёт мой будет волшебству послушен.
Здесь, на стене, уверенно легла
Тень моего широкого крыла.
ЖЕЛАНИЯ
1. НАПЕРСНИК
Я не хочу твоей любовью быть.
Не потому, что, вспышки чередуя,
Ты слишком скоро можешь позабыть;
Нет, вечной страсти для себя не жду я.
И пусть ты будешь каждый день любить,
Всё первую любовь душой милуя,
Чтоб завтра вновь её в себе убить
Для первого — иного поцелуя.
Я быть хочу наперсником твоим,
Чтоб каждый миг впивать твои признанья.
И наслажусь я всем, неутомим; —
Чему нет слов, нет меры и названья.
И будет мой порыв неразделим —
Огнём твоим восторженно палим.
2. ДВОЙНИК
Хотел бы быть твоим я двойником,
Чтоб каждое случайное движенье —
Сверканье глаз, улыбки выраженье —
Я повторял, вослед тебе влеком.
И было б вечно ясное сближенье,
Где б каждый миг мне был, как я, знаком,
И было б тихо в забытьи таком,
И было б сладко это напряженье.
Но слаще всех неведомых наград
Мне был бы дар неволи благодатной:
Я в ней владел бы тайной невозвратной,
Ей победил бы целый мир преград,—
С ней каждый миг — в игре тысячекратной
Твоих страстей, порывов и отрад.
3. РОК
Пусть буду я навек твоей судьбой.
У ног моих пусть плещет и дробится
Твоя душа, готовая разбиться,
Как о скалу смирившийся прибой.
Вокруг тебя, в тебе, везде — разлиться —
И течь, и влечь, как воздух голубой,
Как небосвод, раскрытый над тобой,
Которому б хотела ты молиться.
Как жертвенный тебя палящий дым,
С огнём багровым виться и клубиться
И содрогаться сердцем молодым,—
Пока твоё не перестанет биться.
В предсмертный миг пылай в моем огне,
Чтоб вместе с ним отдаться — только мне.
* * *
Столпились тесно липы, сосны, клёны,
Над озером смыкаются кольцом —
И в синеве сплетаются венцом
Их пышные зелёные короны.
На нежных мхах их вековые троны.
Деревья никнут радостным лицом
Над зеркалом — над круглым озерцом —
С улыбкой гордой,— царственные жёны.
И мирный свет проник зеркальность вод
И, не дробясь в сиянии и блеске,
Она лилась в журчании и плеске.
А в глубине раскрылся небосвод
С зелёным краем — радостно-лазурной,
Гирляндами увитой светлой урной.
Цитируется по: Русский сонет: XVIII – начало XX века/Послесловие и примеч. Совалина В.С.; Сост. В.С. Совалина и Л.О. Великановой. – М.: Моск. рабочий, 1983. – 557 с. – (Однотомники классич. лит.).