Егор Оболдуев
ОСЕННИЙ ЛЕС
Быть может, этот лес обычен
На заячий иль птичий взгляд:
Они живут с листвою в лад,
И капли крупные брусничин
Для них не чудеса таят.
Мне ж сквозь лепечущий осинник
Глубоководное, как дно,—
Небес окно разведено,
Где облака в объятьях синих
Бегут бесшумно, как в кино.
За тишиной древесной клади
Таится земляная тишь:
Ты дышишь ей, в неё глядишь…
И пойман вдруг, в привыкшем взгляде,
Грибной, испуганный малыш.
В ветвях продета шкурка лисья,
И воздух терпкий, как вино,
Висит с закатом заодно…
И аметистовые листья
Летят бесшумно, как в кино.
Декабрь 1947 г.
СВЕТ И ТЬМА
Этот день был пригож и весеннь:
Распускался, сверкая всё искристей…
Тенью ль жизни из памяти выскрести
Леса благоуханную тень?
Как бессмертно пищали птенцы!
Как деревья шуршали доверчиво!
Как всю жизнь провело под уздцы
От рассвета до позднего вечера!
Вслед ему наступившая ночь
Я не думал, что будет соперницей,
Я не подозревал, что подвергнется
Размноженью красы во всю мочь.
Что там делалось! В сон уроня
Контрапункты прищуренных путаниц,
Все подробности бывшего дня
Будто лунным туманом окутались.
Будто брали стеснённо взаймы,
Будто в чём извинялись застенчиво,
Заслоняя травинками птенчиков
От живой бесцензурности тьмы.
Вся рождённая светом весна —
В трепетаньи, в сверканьи и в высвисте
Повторялась в безмолвном неистовстве
На луну наведённого сна.
А теперь, когда близится тьма,
Свет ложится всё ниже, всё косвенней.
Придвигаются пасмурно к осени
Жизни бестолочь и кутерьма.
Июль 1947 г.
НАСЕЧКИ
Как ствол до гибели доносит
Болячки закорузлых букв,
Так и во мне пустоголосит
Насечек чуждый давний звук.
Чьё горе бережно хранит он,
Чьё счастье нежно бережёт,
Притягивая, как магнитом,
Сок сформированных пород?
Когда гармония живая
Встаёт глубоко, не спеша,
Спокойно преодолевая –
Всё, чем топорщится душа,
Тот звук своё находит место,
Он вдруг становится моим,
С насечкой своего насеста
Ничем другим не заменим.
И, как серебряные блюдца
Под бегом яблок наливных,
Чужие жизни перельются
В мой жадный и горячий стих.
Имей я силу чародея,
Я б на себя весь мир навёл:
Пусть насекает, не жалея,
Моей души могучий ствол.
Декабрь 1947 г.