Сергей Орлов (22 августа 1921 – 7 октября 1977)
Цитируется по: Сергерлов. Лирика. Лениздат, 1966.
* * *
Голос первой любви моей — поздний, напрасный —
Вдруг окликнул, заставил на миг замереть,
И звучит до сих пор обещанием счастья.
Голос первой любви, как ты мог уцелеть?..Над горящей землёй от Москвы до Берлина
Пыль дорог, где отстать — хуже, чем умереть,
И в бинтах все берёзы, в крови все рябины…
Голос первой любви, как ты мог уцелеть?На тесовой калитке снежок тополиный,
Холодок первых губ, как ожог, не стереть…
А года пролетели, их, как горы, не сдвинуть.
Голос первой любви, как ты мог уцелеть?!
В АВТОБУСЕ
Косматый, рыжий, словно солнце, я
Оптимистичен до конца.
Душа моя огнепоклонница,
Язычница из-под венца.
Чем дело кончилось с татарами?
Как мартом сарафан белён!
Вдрызг реактивными фанфарами
Исполосован небосклон.
Летят дюралевые капли,
По небу синему, свистя.
Не так ли хлынет вниз, не так ли
Ливнь реактивного дождя?
Но вальсы, вальсы, только вальсы.
Кружа в динамике, дрожат.
Белеют на баранке пальцы,
Темнеет у шофёра взгляд.
Весь голубой, как будто глобус,
В никелированной росе
Летит размашистый автобус
По пригородному шоссе.
Он в солнце, в первых лужах, в глине…
Творится на земле весна,
Как при Микуле и Добрыне,
Как при Владимире, красна.
И Лель сидит на косогоре
С кленовой дудочкой в зубах,
И витязи торчат в дозоре,
Щитами заслепясь в лучах.
Мосты над реками толпятся,
В бензинном дыме провода…
И ничего не может статься
С весной и Русью никогда.
* * *
СТАРЫЙ СНИМОК
Старый снимок
Нашёл я случайно в столе
Среди справок
В бумажной трухе, в барахле.Старый снимок далёких,
Но памятных лет.
Ах, каким я красивым
Был тогда на земле.Шлем ребристый кирзовый
Да чуб в три кольца,
Зубы белой подковой,
Веснушки, что солнца пыльца.Не целован ещё,
И ни разу не брит,
Крепко через плечо
Портупеей обвит.Вдаль гляжу я весёлый,
Прислонившись к броне,
Среди сосен и ёлок
На великой войне.Светит солнце на траках,
Дымится броня,
Можно просто заплакать,
Как мне жалко меня.Время крепости рушит,
А годы летят,
Ах, как жаль мне веснушек
Ржаной звездопад.
МОЙ ЛЕЙТЕНАНТ
Как давно я не ходил в атаку!
Жизнь моя идёт в тепле, в тиши.
Где-то без меня встают по знаку
В бой с позиций сердца и души.
Нет, они не стёрлись, как окопы
На опушке леса зоревой,
Но давно уж к ним пути и тропы
Заросли житейской муравой.
Жизнь прошла с тех пор —
Не просто годы.
А за ней, там, где огни встают,
В сполохах январской непогоды
Возле самой смерти на краю,
Скинув молча полушубок в стужу,
Лейтенант в неполных двадцать лет,
Я ремень затягиваю туже
И сую под ватник пистолет.
Больше ничего со мною нету,
Только вся Россия за спиной
В свете догорающей ракеты
Над железной башней ледяной.
Вот сейчас я брошу сигарету,
Люк задраю, в перископ взгляну
Через окуляры на полсвета
И пойду заканчивать войну.
Я её прикончу вместе с дотом,
Ближним и другим, в конце пути,
На краю земли.
Бело болото.
Только бы его сейчас пройти.
Страшно ли? А как же, очень просто
С рёвом треснет чёрная броня,
И в глаза поток упрётся жёсткий
Белого кипящего огня.
Только что в сравнении с Россией
Жизнь моя, —
Она бы лишь была
С ливнями, с мальчишками босыми,
С башнями из стали и стекла.
Далеко-далёко спотыкаясь
Чёрный танк ползёт, как жук в снегу.
Далеко-далёко, чертыхаясь,
Лейтенант стреляет по врагу.
А земля огромна, фронт безмерен,
Лейтенант — песчинка средь огня.
Как он там, в огне ревущем, верит
В мирного, далёкого меня!
Я живу в тиши, одетый, сытый,
В тёплом учреждении служу.
Лейтенант рискует быть убитым.
Я — из риска слова не скажу.
Бой идёт. Кончаются снаряды.
Лейтенант выходит на таран.
Я — не лезу в спор, где драться надо.
Не простит меня мой лейтенант!
Он не хочет верить в поговорку:
Жизнь прожить — не поле перейти.
Там друзья, там поровну махорка —
Я ему завидую почти.
Надо встать и скинуть полушубок,
И нащупать дырки на ремне.
Встать, пока ещё не смолкли трубы
В сердце, как в далёкой стороне.
Далеко не все добиты доты.
Время хлещет тяжко, люто, зло.
Только бы сейчас пройти болото,
Вот оно лежит белым-бело.
Ох, как трудно сигарету бросить,
Глянуть в окуляры лет — и в путь!
Я один. Уже подходит осень.
Может, он поможет как-нибудь?
Добрый, как Иванушка из сказки,
Беспощадный, словно сам Марат,
Мой судья, прямой и беспристрастный,
Гвардии товарищ лейтенант.
* * *
СВЕТЛЫЙ СЕВЕР, ЛЕС ДРЕМУЧИЙ
Светлый север, лес дремучий
В узорочье, в серебре…
Как медведи, в небе тучи
Чернобуры на заре.Ели словно колокольни,
Тишина, как спирт, хмельна,
И из трав встаёт над полем
Рыжим филином луна.Пенье вёсел, скрип уключин,
Рокот журавлиных стай…
Не скажу, что самый лучший,
А милей всех сердцу край!
ВЕЧЕР СТИХОВ В КОЛХОЗЕ
В колхоз далёкий в пору сенокоса
Приехал я, чтобы стихи читать,
А после отвечать на все вопросы,
Какие станут люди задавать.Здесь никогда поэтов не бывало,
Но мной в сельпо, между сапог и вил,
В строю брошюрок, жёлтых, залежалых,
Твардовский всё же обнаружен был.Вещала всем с дверей сельпо афишка
О том, что я писатель СССР.
И в клуб пришли девчонки и мальчишки
Учительница, фельдшер, инженер.Но я был рад. Колхоз встаёт с рассветом
Лишь три часа за сутки спит колхоз,
Ему не до артистов и поэтов, —
Бушует по округе сенокос.Что мог бы я прочесть ему такое,
Достойное не просто трудодня,
А солнца в сенокос, росы и зноя, —
Нет, не было такого у меня.И среди белых полевых букетов
Над кумачовым заревом стола
Я призывал на помощь всех поэтов,
Которых мать Россия родила.А в зале льны цвели, цвели ромашки
На длинных лавках, выстроенных в ряд,
И тишина, ни шороха, ни кашля,
Лишь было слышно — комары звенят.За окнами домой проплыло стадо,
Закат погас и смолкли петухи.
Три женщины вошли и сели рядом
В платочках новых, праздничных, тихи.На тёмных лицах, как на негативах,
Белели брови, выгорев дотла,
Но каждая из них, видать, красива
Когда-то в девках, в юности была.Они отдали всё без сожаленья
Полям и детям, помня о мужьях, —
Мне пусты показались сочиненья,
Расхваленные критикой в статьях.И я прочёл для этих трёх солдаток
Примерно лет моих, немолодых,
То, что на фронте написал когда-то
Не как стихи, а про друзей своих…
НА ВОЛГОБАЛТЕ
Моей деревни больше нету.
Она жила без счёта лет,
Как луг, как небо, бор и ветер,
Теперь её на свете нет.Она дышала тёплым хлебом,
Позванивая погромком,
К ней на рогах коровы небо
Несли неспешно людям в дом.Плывут над ней, взрывая воды,
Не зная, что она была,
Белы, как солнце, теплоходы,
Планеты стали и стекла.И дела нет на них, пожалуй,
Уж ни одной душе живой,
Что здесь жила, пахала, жала
Деревня русская век свой.Детей растила, ликовала,
Плясала, плакала, пила,
С зарёй ложилась и вставала,
Гремя в свои колоколаСтогов, домов, хлевов, овинов
В богатый год и в недород.
В чём невиновна, в чем повинна,
Теперь никто не разберёт.Я до сих пор твой сын, деревня,
Но есть ещё двадцатый век, —
Вывёртывает он коренья
И прерывает русла рек.Что сделал он, то сам я сделал,
Никто другой того не мог, —
И этот лайнер снежно-белый,
И всплывший дедовский пенёк.И я пройду по дну всю пойму,
Как под водой ни тяжело.
Я всё потопленное помню.
Я слышу звон колоколов.А наверху, как плахи, пирсы,
В ладонях шлюзов — солнца ртуть.
Я с тем и этим крепко свыкся,
Одно другим не зачеркнуть.