Дмитрий Михайлович Ковалёв (1915 -1977)
Цитируется по: Ковалёв Д.М. Тихая молния. М., «Молодая гвардия», 1961, стр. 200
Стр. 40 – 80
* * *
Вам приходилось в половодье
Плыть по реке на пароходе?..
Вода, вода — куда ни глянешь.
Земля далёко — как в тумане.
Луна — одна на целом свете,
Всю ночь высоко в небе светит.
И в дальних-дальних сёлах где-то
Поют девчата до рассвета.
А детство — только-только скрылось
За гладью той, что заискрилась.
А там, за тёмной гладью, в блеске —
Хребты, морей ночные всплески.
И над дорогой в свежей пене —
Ещё ни облачка, ни тени.
Луна, как в детстве, всё такая ж,
Всё вяжет сны, роняя спицы.
И не от грусти ты вздыхаешь.
Не от забот тебе не спится…
Вам приходилось в половодье
Вот так же плыть… на пароходе?..
СВЕТАЕТ
Рассвет,
Как пахарь после сева,
Заспанный.
Никак глаза не продерёт,
Сердит.
Цветами острыми,
Холодными,
Глазастыми
Непыльная обочина глядит.
* * *
Видно, спишь ты.
Близится рассвет,
Голубой, прохладный и румяный.
У ручья по скошенной траве,
Как холсты, разостланы туманы.
Я не сплю.
Мой сон умчался прочь.
Что мне грустно?
Чем я опечален?
На меня сквозь стёкла смотрит ночь
Чёрными бездумными очами.
Знаю я:
Не будешь ты скучать.
Промелькнёшь, как луч зари в тумане,
И уйдёшь.
Ну что ж,
Тогда прощай!..
Я один.
К чему же тут прощанье?..
Дни пройдут.
Мои стихи читая,
В них тоску по девушке найдёшь.
Тихо скажешь:
— Кто ж она такая? —
Вновь прочтёшь…
Да так и не поймёшь.
* * *
И день
И ветви молний в темноте.
Заоблачная свежесть в духоте.
Испуг улыбок
И щекотный визг.
И дрожь озноба первых крупных брызг
И от ракитовых речных широт,
Как омут непроглядный,
Столб идёт.
Шумит,
Шумит,
Кренится он к ботве.
И трепет пробегает по листве.
ЗАЦВЕТАЕТ РОЖЬ
Светла от брызг,
Вся в воздухе,
Не клонится.
Морозно-голуба,
Густа,
Сладка.
И сплошь над нею,
Как со дна колодца,
Синь, синь —
Зайдутся зубы от глотка.
«Синь, синь,
Сплошь, сплошь», —
Звенит и шепчет лето вам.
В жучках,
В оливковых серёжках сплошь.
Высвечивает зыбко фиолетовым
И зябкую таит в колосьях дрожь.
Удивлена:
«Когда отзеленела я?..»
Цветами,
Свежими как облака,
Канава,
От росы застекленелая,
Колен её касается слегка.
И солнце вздрагивает мокрыми ресницами.
И зелен, зелен в сизых травах след…
И словно вылилась из сердца вся…
И словно снится ей,
Что вам всего ещё шестнадцать лет.
* * *
Кто это там напрямик по покосам шагает?
Чьи это ноги босые роса обжигает?
Шаг над сыпучим обрывом неслышный, рыбачий
Замерло сердце в предчувствии, видно, удачи.
Пламя костра неподвижно в воде возле лога.
Бок освещённый невидного свежего стога.
Темень живых камышей над протокой утиной.
В воздухе пахнет лозою и мокрою тиной.
Тихое небо пугливою светится дрожью:
Дальние сполохи над поспевающей рожью.
Чья ж это там борода над причаленной лодкой?..
Жаль, что заря в эту пору бывает короткой.
* * *
И филин проплачет в тиши
За чёрною баржей, в саду.
И небо уронит звезду
На той стороне в камыши.
Обнялись: с прохладою — рожь,
С туманом — опушка вдали.
Лежит на руках у земли
Луной подпоясанный Сож.
Весь мир обняла тишина…
От этого звёздная дрожь…
Когда же ты близость поймёшь,
Что только лишь сердцу слышна?..
НЕЗАБЫВАЕМОЕ
Косой мысок и дубнячок у горки,
За рогозою быстрина светла…
Какие ж там ходили краснопёрки!
Закинуть не успеешь — повела.
На тиховолье шевелились листья.
Лишь затаись — и удочка в дугу.
Одна другой, хитрюги, золотистей
А сибили — что косы на лугу…
И не заметили, ловя с рассвета,
Как почернела к вечеру река,
Как стало замолаживать и где-то
Сверкать и погромыхивать слегка
Упала капля ледяная.
Мошки
Вдруг сникли.
Полыхнуло у леска.
И крупный дождь, как пуговки гармошки,
Залопотал,
Запрыгал,
Заплескал.
Шалаш набили сеном до макушки.
Шумела ночь, от молнии бела.
Но хорошо, что, хоть пали из пушки,
Команда босоногая спала —
Вдыхала сушь покоса.
Не во сне ли —
Как будто бы развёрзлась высота?
А утром —
Все дороги засинели.
Земля черна, как никогда, сыта.
Мы, как по небу, ехали в телеге —
И синяя гроза под колесом.
Боялся с тучи оступиться пегий.
А самому меньшому снился сом.
РЯБИНОВАЯ НОЧЬ
Ночь недолгая в разгаре лета.
Не заметишь, как рассвет проглянет.
Деду что?.. Ноздрёю до рассвета
Всё одну и ту же ноту тянет.
Спит с двустволкою своей нестрашной
В домике скрипучем на колёсах.
Пахнет тёплым толем, сеном, пашней.
За стогами — всплески рыб на плёсах.
В блеске молний всё сдаётся близким:
Кукурузы лес, и край селенья,
И большой, набитый сонным писком
Белый-белый птичник в отдаленье.
Да и девушка сама как птица,
Всё летает думкой, и не спится
Ей на выгоне, у края поля.
Сторожит за деда поневоле.
Ей ли не хотелось нарядиться,
В туфлях щеголять по-городскому?
Да вот пристрастилась к пёстрым птицам,
К домику скрипучему, родному.
Не сбежала, хоть и трудно было,
А теперь-то возвращаться стали
Даже те, кому была немилой
Деревушка в спелой житной дали.
Повернуло время по-иному.
Парни возвращаются до дому.
Может, и её судьба в дороге —
Как награда ей за все тревоги…
Тишина ступает осторожно
За живой, таящей шум стеною.
Вспыхивает ярко и тревожно
Небо над пугливой тишиною.
НО КАК МНЕ НАЙТИ?..
Река на лугу, по соседству
С леском, где берёз хоровод,
Плыла, озарив моё детство
Сиянием утренних вод.
С отлогих песчаных прибрежий
Казалась сквозь рябь лозняка
Студёной, малиново-свежей,
Бескрайно-широкой река.
И вот я, уже возмужалый,
Ступил на песок тот речной,
Где узкие листья дрожали
Над чистой холодной волной.
Ступил — и встревоженно замер:
Прижавшись быстринкой к кусту,
Струится она пред глазами,
Совсем не похожа на ту.
Иль меньшею стала намного?
Иль сам я подрос с этих пор?
Иль то, что я с новою Волгой
Встречался у солнечных гор?..
Иль, может, совсем не такая,
Иная причина тому?..
Я, заново к ней привыкая,
Опять её сердцем пойму.
Но как мне найти над рекою
То место, откуда опять
Я мог бы, как в детстве, такою
И так же её увидать?..
В ХЛЕБАХ
Опять во всём душа заговорила,
Запело сердце, близкое во всём,
Кому что дорого,
Кому что мило…
Шуршит безмолвье гречкой и овсом.
Кузнечики куют неутомимо.
И перепел всего не перепел.
Не надо ни Кавказа мне,
Ни Крыма.
Насущный хлеб мой колосист и спел.
Нетерпеливая моя дорога к стану.
Зазывные над нею провода.
И кажется,
Что старым я не стану
И не расстанусь с жизнью никогда.
* * *
В тёмных дебрях –
Папоротник росный.
Ветвь
Рогами кажется оленьими.
Вдоль просеки яркой
Рдеют сосны
Пахнет глушь смолистыми кореньями.
В шумной вышине над головою
Полынья небес сияет, чистая
Бьётся в плотной ежеватой хвое
Солнце,
Белое,
Иглистое.
Засвежело.
Бьётся сердце чаще.
Отчего я бросился с разлёта?
Отчего во мне.
Как эхо в чаще,
Зазвучало радостное что-то?..
В глубине,
Отзывчивой,
Зелёной,
Чистота и ясность ключевая…
Отчего ж по-детски удивлён я,
Словно мир впервые открывая?..
ЛЕТОМ
А на небе
Такие стоят непролитые тучи,
Так на зорях медвяных
Несметные росы падучи, —
Что кругом
Покрутились скрипучие стручья гороха,
И паденье налива в траву —
Затаённее вздоха,
И суровей холста
Отбелённая солнцем ромашка.
И хрустящею спелостью
Сад нагибается тяжко.
И как солнце хлеба,
И отавы гудят за стогами,
И, как праздничный бубен,
Глубокий и медленный гром над лугами,
И плывёт, как на пир,
Сарафанами в сборочку свёкла,
Весь навыкате лук,
Вся его злая зелень поблёкла.
Разлеглись, словно боровы,
Тыквы в тени рябоватой,
Решетами подсолнухи,
Пышно подбитые ватой.
Завились, на заборы взбежав,
Волосатые звонкие плети,
И медовые глотки цветов
Затрубили о лете —
Затрубили о том,
Что тревоги не знает природа,
Что рожает земля,
Что дородней она год от года.
Что ещё у нестарых людей
Подрастают внучата…
И хоть что бы там ни было —
А зелёного яркого буйства
Пора не почата.
* * *
Как медленно плывут колосья волнами
Не наглядишься — хоть до ночи стой.
Как низко, низко
Кланяются полные.
Как высоко заносится пустой.
* * *
Лицо холодит, словно речка,
Межа с васильками в траве.
Как улей гудящая гречка.
Ровец в комариной молве.
Да теньканье пташки невидной.
Да тень от копен на жнивьё.
И в этом вся мудрость, как видно,
И вся бесконечность её.
ВЕЧЕРЕЕТ
В колючках,
В вербах —
Выгона лоскут,
С речушкою,
С утятами,
С грачами,
Где комары да мошки мак толкут,
Косыми освещённые лучами.
Подсолнух заслонил ворота в сад.
И малыши его столпились около.
Порозовели стены белых хат.
И розовым отсвечивают стёкла.
Перед зелёным омутом окна
Поблескивает темень спелых вишен.
На всём заря невидная видна.
Всему неслышный голос её слышен.
Былое ль перед будущим в долгу?
Тоска ль без слёз?
Любовь ли без ответа?..
Костёр бездымный светел на лугу,
Как половина солнца с краю света.
* * *
Белёсый луг с травою по колени.
И грозовая темень мокрых туч.
И лишь один охотник в отдаленье
Всё ходит, ходит, ходит
У размытых круч.
Всё вьётся, вьётся
Мокрая, как вьюн, собака,
Всё льнёт к набрякшим островкам осок
А за притихшею водой из мрака
Дуга чуть проступает.
И скрипит, скрипит, скрипит песок…
И гуси тянутся — как что-то увидали.
И тёлки за жердями не жуют,
Всё смотрят, смотрят, смотрят…
И примолкли дали.
Но медлит настороженный уют,
Как будто век и не было иного,
И словно бы впервой глазам ласкать —
Всё и знакомо так, и всё так ново:
И зелень радуги над зеленью леска,
И пёстрый чернозём от белой птицы,
И стойло,
Пахнущее кизяком и молоком,
И пёс,
Что близится чуть не ползком,
И ствол прищуренный,
Что вот-вот задымится.
ХЛЕБОРОБ
Я, — вам скажут повсюду, —
Простой хлебороб.
Я родился на улице,
Грязной и узенькой.
Разминуться когда-то у нас
Или ехать в распутицу — гроб,
Да ещё, как теперь выражаются,
С музыкой.
Наспех ветошью руки обтёр я сейчас:
Медосмотр мы комбайну проводим с девчатами.
Очень умная это машина у нас.
Не страшит с нею поле хлебов непочатое.
Самоходный…
А рядом стоит прицепной.
А за ним лобогрейка —
Глядит она с ревностью.
Нам в тридцатых казалась она новиной.
А теперь уже кажется древностью.
Но ещё и кривой наш зубаст хоть куда.
Ну-ка, выйдет с серпом молодайка умелая.
Так что будет четыре эпохи труда:
На одном нашем поле —
История целая.
Сколько хочешь земли.
И немало машин.
Только мало тут рук,
А мужских и тем более.
Те в боях полегли.
Те, вернувшись, ушли
В города —
И сердит поневоле я.
Ты оглоблю воткни —
Лес подымется тут.
Чудо-техника —
Прежде её человеку бы.
А колхозницы в город за хлебом идут.
И работать,
Хоть пальцы кусай себе, некому.
Доживу,
Что и этот корабль полевой
Будет древним казаться —
Ведь я-то не стар ещё.
Нам бы только людей.
Да начальство бы нам с головой.
За деревню свою
Мне обидно, товарищи.
1950
ЗА ПШЕНИЦЕЮ ДЕРЕВНЯ
Вот скрылась за пшеницею деревня.
Лишь перекличка петухов слышна.
А поверху —
Шумят, шумят деревья.
А понизу —
Густая тишина.
Ещё как будто не обсохнув с ночи,
В тени зелёной солнце моросит.
И сушь соломенная не стрекочет.
И холодок соцветиями сыт.
И с крупной солью хлеб домашний лаком.
И мягок и прохладен мрак земли.
Просторно дышится корням и злакам,
Тем лепесткам, что стежку замели.
И светит длинным колосом пшеница.
И полосы лесные вдоль дорог…
И славно б нам —
Любиться
Да жениться,
Да жить и жить
Не для себя лишь впрок,
Да знать, что мы — опора и надежда-
Разросшейся защитной полосы…
Прилипла к телу мокрая одежда.
Иду по пояс тёмный от росы.
БАЗАР
Прямо у окопов и воронок,
Прямо там,
Где каркали вороны
И трава ещё не зацепилась.
Утром множество людей скопилось.
Расписною пестротой всё сразу
Двинулось,
Гудя неугомонно,
Лица озарил танкист безглазый,
Разведя мехи аккордеона.
И у всех — как будто с плеч обузы.
Подружилась с прибауткой шутка.
Колотили по горшкам.
Арбузы
Тискали, выслушивая чутко.
Брали топоры, струги, стамески
И на волос пробовали жала.
По рукам невест, меняя блески,
Шёлковая радуга бежала.
Заодно с бензином и тавотом
Пахло чаем сена,
Конским потом.
Веял гречкой мёд.
На сладость падки,
Лезли пчёлы в кувшины и кадки.
В рваной сердцевине помидорной,
Как сквозь изморозь, просвечивали зёрна
Кочаны скрипели, как полозья.
И на сливы точно лёг, не тая,
Иней —
Будто осень золотая
Намекала людям о морозе.
Но о яркой звончатой капели
Медные лады, сверкая, пели.
И разбрызгивала свет, сияя,
Планка серебристо-голубая.
Съехались на зорьке.
А к полудню,
Огласив окрестные дороги,
Пашней,
Лугом
Поспешали к будням —
Прыгали полуторки и дроги.
Возвращаясь, громко рассуждали,
Потемнелые от жаркой пыли:
Продавцы —
Что выгодно продали,
Покупатели —
Что дёшево купили.
Пчёлы, в травы падая, гудели:
Не по силе сладости тащили.
Плотник представлял топор свой в деле.
Мысленно подправив на точиле.
Никогда не зная остановки,
Праздновала жизнь,
Цвели обновки.
Свет аккордеона без тревоги
Озарял горячие дороги.
О весенней будущей капели
Зычные басы над полем пели.
* * *
Да я ж в неблизких будущих веках —
Не разбудить бы только —
На руках,
Земли не чуя,
Не дыша,
несу
Твою девичью
Первую красу —
Твои веснушки,
Смутные, как сны,
Навеянные близостью весны…
Твою простую родинку —
Счастливый знак —
Видать,
Недаром названную так.
Две искорки на чутких бугорках —
С каких небес? —
Несу я на руках, —
Над всем, над всем,
Чем не разгадан свет.
Ни старости, ни смерти в мире нет.
МОЁ ЗЕМНОЕ
Крупно вызрели за полночь звёзды.
До того налиты и густы,
Что, сдаётся,
Повей рассветающий зябнущий воздух —
И западают с шумом
В дрожащие знобко кусты.
Стог в туманностях мягко плывёт,
И роса на нём пахнет рекою.
Сено греет погожею сухостью сот
И, как крылья стрекоз,
Осторожно хрустит под рукою.
Я плыву на стогу, и всё ближе
И садов благодать и сырое жнивьё —
Как с полёта, всю землю открытую вижу,
Всё богатство моё и твоё.
Миллионы гусиных флотилий на приколах стоят —
Отзывается гоготом каждая тёплая мель.
И все тридевять русских широких земель
Комариное пенье моторов за рощицей каждой таят.
Сёла белые,
Будто в воде по колена босые.
Зыбкой теменью окон следят за полётом ракет.
К ущерблённой луне
Над высокой, высокой ночною Россией
Пролегает светящийся инеем след…
Смотрят сёла.
Чего-то, видать, и от нас они ждут…
Стог плывёт — к пробужденью плывёт, не к покою.
Ты далёко, далёко. И рядом.
И верная вечность минут —
Как светящийся след над рассветной рекою.
Незаметно уходит рассеянность тьмы.
Скоро солнце взойдёт, глянет в душу нам ярко.
Чем же день этот новый встречать будем мы?
И каким провожать его будем подарком?..
ДЕДОВЫ ПЯТИЛЕТКИ
Дед, как говорят,
На ладан дышит.
Слаб на глаза
И плохо слышит.
А всё же любит повторять:
— Пожить ещё годков бы пять!
Как будет дальше, увидать
Да подрастить внучат бы всех!
Потом и на покой не грех…
Так прожил дед
Три пятилетки.
У внуков появились детки.
Нежданно началась война.
Вновь повторяет старина:
— Пожить ещё годков бы пять!
И этих на ноги поднять,
Родных с победой повстречать
Да посмотреть,
Чтоб наперёд
Знать,
Как у них житьё пойдёт!
Живёт ещё десятилетье.
У внуков повзрослели дети.
И много перемен на свете.
Жаль, что почти не видит дед,
Почти уже и слуха нет.
А всё же любит повторять:
— Пожить ещё годков бы пять!
А каждый новый день — открытья.
И всё значительней событья.
А жизнь…
А жизнь, она — как песня,
Которую впервые слышишь:
Чем дальше жизнь —
Тем интересней.
И правнуки уж в люди вышли.
Всё новые дела
И стройки.
Жизнь
Старость подымает с койки.
Хоть трудно,
Хоть не та работа,
А помирать
Всё ж неохота.
Пожить ещё годков бы пять,
Да повторить бы счёт опять…
Опять годков бы пять…
Ну что ж!
Такого ж правила держись:
Дожить,
Узнать…
А доживёшь —
Тогда
Такая будет жизнь,
Такая будет благодать —
Не надо, дед, и помирать.