Андрей Белый. Россия (Начало цикла)

Андрей Белый

РОССИЯ

Отчаянье

3. Н. Гиппиус

Довольно: не жди, не надейся —
Рассейся, мой бедный народ!
В пространство пади и разбейся
За годом мучительный год!

Века нищеты и безволья.
Позволь же, о родина мать,
В сырое, в пустое раздолье,
В раздолье твоё прорыдать: —

Туда, на равнине горбатой,—
Где стая зелёных дубов
Волнуется купой подъятой,
В косматый свинец облаков,

Где по полю Оторопь рыщет,
Восстав сухоруким кустом,
И ветер пронзительно свищет
Ветвистым своим лоскутом,

Где в душу мне смотрят из ночи,
Поднявшись над сетью бугров,
Жестокие, жёлтые очи
Безумных твоих кабаков,—

Туда,— где смертей и болезней
Лихая прошла колея,—
Исчезни в пространство, исчезни,
Россия, Россия моя!

Июль 1908
Серебряный Колодезь

Деревня

Г. А. Рачинскому

Снова в поле, обвеваем
Лёгким ветерком.
Злое поле жутким лаем
Всхлипнет за селом.

Плещут облаком косматым
По полям седым
Избы, роем суковатым
Изрыгая дым.

Ощетинились их спины,
Как сухая шерсть.
День и ночь струят равнины
В них седую персть.

Огоньками злых поверий
Там глядят в простор,
Как растрёпанные звери
Пав на лыс-бугор.

Придавила их неволя,
Вы — глухие дни.
За бугром с пустого поля
Мечут головни,

И над дальним перелеском
Просверкает пыл:
Будто змей взлетает блеском
Искромётных крыл.

Журавель кривой подъемлет,
Словно палец, шест.
Сердце Оторопь объемлет,
Очи темень ест.

При дороге в темень сухо
Чиркает сверчок.
За деревней тукнет глухо
Дальний колоток.

С огородов над полями
Взмоется лоскут.
Здесь встречают дни за днями:
Ничего не ждут.

Дни за днями, год за годом:
Вновь за годом год.
Недород за недородом.
Здесь — немой народ.

Пожирают их болезни,
Иссушает глаз…
Промерцают в синей бездне —
Продрожит — алмаз,

Да заря багровым краем
Над бугром стоит.
Злое поле жутким лаем
Всхлипнет; и молчит.

1908
Серебряный Колодезь

Шоссе

Д. В. Философову

За мною грохочущий город
На склоне палящего дня.
Уж ветер в расстёгнутый ворот
Прохладой целует меня.

В пространство бежит — убегает
Далёкая лента шоссе.
Лишь перепел серый мелькает,
Взлетая, ныряя в овсе.

Рассыпались по полю галки.
В деревне блеснул огонёк.
Иду. За плечами на палке
Дорожный висит узелок.

Слагаются тёмные тени
В узоры промчавшихся дней.
Сижу. Обнимаю колени
На груде дорожных камней.

Сплетается сумрак крылатый
В одно роковое кольцо.
Уставился столб полосатый
Мне цифрой упорной в лицо.

Август 1904
Ефремов

На вольном просторе

Муни

Здравствуй,—
                     Желанная
                     Воля —
                     Свободная,
                     Воля
                     Победная,
                     Даль осиянная,—
                                             Холодная,
                                             Бледная.

Ветер проносится, жёлтые травы колебля,—
Цветики поздние, белые.
Пал на холодную землю.

Странны размахи упругого стебля,
Вольные, смелые.
Шелесту внемлю.
                         Тише…
                         Довольно:
                         Цветики
                         Поздние, бледные, белые,
                         Цветики,
                         Тише…
                                    Я плачу: мне больно.

Август 1904
Серебряный Колодезь

На рельсах

Кублицкой-Пиоттпух

Вот ночь своей грудью прильнула
К семье облетевших кустов.
Во мраке ночном утонула
Там сеть телеграфных столбов.

Застыла холодная лужа
В размытых краях колеи.
Целует октябрьская стужа
Обмёрзшие пальцы мои.

Привязанность, молодость, дружба
Промчались: развеялись сном.
Один. Многолетняя служба
Мне душу сдавила ярмом.

Ужели я в жалобах слёзных
Ненужный свой век провлачу?
Улёгся на рельсах железных.
Затих: притаился — молчу.

Зажмурил глаза, но слезою —
Слезой овлажнился мой взор.
И вижу: зелёной иглою
Пространство сечёт семафор.

Блеснул огонёк, еле зримый,
Протяжно гудит паровоз.
Взлетают косматые дымы
Над купами чахлых берёз.

1908
Москва

Из окна вагона

Эллису

Поезд плачется. В дали родные
Телеграфная тянется сеть.
Пролетают поля росяные.
Пролетаю в поля: умереть.

Пролетаю: так пусто, так голо…
Пролетают — вон там и вон здесь —
Пролетают — за сёлами сёла,
Пролетает — за весями весь; —

И кабак, и погост, и ребёнок,
Засыпающий там у грудей: —
Там — убогие стаи избёнок,
Там — убогие стаи людей.

Мать Россия! Тебе мои песни,—
О немая, суровая мать! —
Здесь и глуше мне дай, и безвестней
Непутёвую жизнь отрыдать.

Поезд плачется. Дали родные.
Телеграфная тянется сеть —
Там — в пространства твои ледяные
С буреломом осенним гудеть.

Август 1908
Суйда

Телеграфист

С. Н. Величкину

Окрестность леденеет
Туманным октябрём.
Прокружится, провеет
И ляжет под окном,—

И вновь взметнуться хочет
Большой кленовый лист.
Депешами стрекочет
В окне телеграфист.

Служебный лист исчертит.
Руками колесо
Докучливое вертит,
А в мыслях — то и сё…

Жена болеет боком,
А тут — не спишь, не ешь,
Прикованный потоком
Летающих депеш.

В окне кустарник малый,
Окинет беглый взгляд —
Протянутые шпалы
В один тоскливый ряд,

Вагон, тюки, брезенты
Да гаснущий закат…
Выкидывает ленты,
Стрекочет аппарат.

В лесу сыром, далёком
Теряются пески,
И еле видным оком
Мерцают огоньки.

Там путь пространства чертит…
Руками колесо
Докучливое вертит;
А в мыслях — то и сё.

Детишки бьются в школе
Без книжек (где их взять!):
С семьёй прожить легко ли
Рублей на двадцать пять: —

На двадцать пять целковых —
Одёжа, стол, жильё.
В краях сырых, суровых
Тянись, житьё моё! —

Вновь дали мерит взором: —
Сырой, осенний дым
Над гаснущим простором
Пылит дождём седым.

У рельс лениво всхлипнул
Дугою коренник,
И что-то в ветер крикнул
Испуганный ямщик.

Поставил в ночь над склоном
Шлагбаум пёстрый шест:
Ямщик ударил звоном
В простор окрестных мест.

Багрянцем клён промоет —
Промоет у окна.
Домой бы! Дома ноет,
Без дел сидит жена,—

В который раз, в который,
С надутым животом!..
Домой бы! Поезд скорый
В полях вопит свистком;

Клокочут светом окна —
И искр мгновенный сноп
Сквозь дымные волокна
Ударил блеском в лоб.

Гремя, прошли вагоны.
И им пропел рожок.
Зелёный там, зелёный,
На рельсах огонёк…—

Стоит он на платформе,
Склонясь во мрак ночной,—
Один, в потёртой форме,
Под стужей ледяной.

Слезою взор туманит.
В костях озябших — лом.
А дождик барабанит
Над мокрым козырьком.

Идёт (приподнял ворот)
К дежурству — изнемочь.
Вдали уездный город
Кидает светом в ночь.

Всю ночь над аппаратом
Он пальцем в клавиш бьёт.
Картонным циферблатом
Стенник ему кивнёт.

С речного косогора
В густой, в холодный мрак
Он видит — семафора
Взлетает красный знак.

Вздыхая, спину клонит;
Зевая над листом,
В небытие утонет,
Затянет вечным сном

Пространство, время, Бога
И жизнь, и жизни цель —
Железная дорога,
Холодная постель.

Бессмыслица дневная
Сменяется иной —
Бессмыслица дневная
Бессмыслицей ночной.

Листвою жёлтой, блёклой,
Слезливой, мёртвой мглой
Постукивает в стёкла
Октябрьский дождик злой.

Лишь там на водокачке
Моргает фонарёк.
Лишь там в сосновой дачке
Рыдает голосок.

В кисейно-нежной шали
Девица средних лет
Выводит на рояли
Чувствительный куплет.

1906—1908
Серебряный Колодезь

В вагоне

Т. Н. Гиппиус

Жандарма потёртая форма,
Носильщики, слёзы. Свисток —
И тронулась плавно платформа;
Пропел в отдаленье рожок.

В пустое, раздольное поле
Лечу, свою жизнь загубя:
Прости, не увижу я боле —
Прости, не увижу тебя!

На дальних обрывах откоса
Прошли — промерцали огни;
Мостом прогремели колёса…
Усни, моё сердце, усни!

Несётся за местностью местность –
Летит: и летит — и летит.
Упорно в лицо неизвестность
Под дымной вуалью глядит.

Склонилась и шепчет: и слышит
Душа непонятную речь.
Пусть огненным золотом дышит
В поля паровозная печь.

Пусть в окнах — шмели искряные
Проносятся в красных роях,
Знакомые лица, дневные,
Померкли в суровых тенях.

Упала оконная рама.
Очнулся — в окне суетня:
Платформа — и толстая дама
Картонками душит меня.

Котомки, солдатские ранцы
Мелькнули и скрылись… Ясней
Блесни, пролетающих станций
Зелёная россыпь огней!

Август 1905
Ефремово

Станция

Г. А. Рачинскому

Вокзал: в огнях буфета
Старик почтенных лет
Над жареной котлетой
Колышет эполет.

С ним дама мило шутит,
Обдёрнув свой корсаж,—
Кокетливо закрутит
Изящный сак-вояж.

А там: — сквозь кустик мелкий
Бредёт он большаком *.
Мигают злые стрелки
Зелёненьким глазком.

Отбило грудь морозом,
А некуда идти:—
Склонись над паровозом
На рельсовом пути!

Никто ему не внемлет.
Нигде не сыщет корм.
Вон: — станция подъемлет
Огни своих платформ.

Выходят из столовой
На волю погулять.
Прильни из мглы свинцовой
Им в окна продрожать!

Дождливая окрестность,
Секи, секи их мглой!
Прилипни, неизвестность,
К их окнам ночью злой!

Туда, туда — далёко,
Уходит полотно,
Где в ночь сверкнуло око,
Где пусто и темно.

Один… Стоит у стрелки.
Свободен переезд.
Сечёт кустарник мелкий
Рубин летящих звёзд.

И он на шпалы прянул
К расплавленным огням:
Железный поезд грянул
По хряснувшим костям —

Туда, туда — далёко
Уходит полотно:
Там в ночь сверкнуло око,
Там пусто и темно.

А всё: в огнях буфета
Старик почтенных лет
Над жареной котлетой
Колышет эполет.

А всё: — среди лакеев,
С сигары армянин
Пуховый пепел свеяв,—
Глотает гренадин.

Дождливая окрестность,
Секи, секи их мглой!
Прилипни, неизвестность,
К их окнам ночью злой!

1908
Серебряный Колодезь

____________________________
*Большая дорога.

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Стихи, русская поэзия, советская поэзия, биографии поэтов
Добавить комментарий