Андрей Белый
РОССИЯ
Отчаянье
3. Н. Гиппиус
Довольно: не жди, не надейся —
Рассейся, мой бедный народ!
В пространство пади и разбейся
За годом мучительный год!
Века нищеты и безволья.
Позволь же, о родина мать,
В сырое, в пустое раздолье,
В раздолье твоё прорыдать: —
Туда, на равнине горбатой,—
Где стая зелёных дубов
Волнуется купой подъятой,
В косматый свинец облаков,
Где по полю Оторопь рыщет,
Восстав сухоруким кустом,
И ветер пронзительно свищет
Ветвистым своим лоскутом,
Где в душу мне смотрят из ночи,
Поднявшись над сетью бугров,
Жестокие, жёлтые очи
Безумных твоих кабаков,—
Туда,— где смертей и болезней
Лихая прошла колея,—
Исчезни в пространство, исчезни,
Россия, Россия моя!
Июль 1908
Серебряный Колодезь
Деревня
Г. А. Рачинскому
Снова в поле, обвеваем
Лёгким ветерком.
Злое поле жутким лаем
Всхлипнет за селом.
Плещут облаком косматым
По полям седым
Избы, роем суковатым
Изрыгая дым.
Ощетинились их спины,
Как сухая шерсть.
День и ночь струят равнины
В них седую персть.
Огоньками злых поверий
Там глядят в простор,
Как растрёпанные звери
Пав на лыс-бугор.
Придавила их неволя,
Вы — глухие дни.
За бугром с пустого поля
Мечут головни,
И над дальним перелеском
Просверкает пыл:
Будто змей взлетает блеском
Искромётных крыл.
Журавель кривой подъемлет,
Словно палец, шест.
Сердце Оторопь объемлет,
Очи темень ест.
При дороге в темень сухо
Чиркает сверчок.
За деревней тукнет глухо
Дальний колоток.
С огородов над полями
Взмоется лоскут.
Здесь встречают дни за днями:
Ничего не ждут.
Дни за днями, год за годом:
Вновь за годом год.
Недород за недородом.
Здесь — немой народ.
Пожирают их болезни,
Иссушает глаз…
Промерцают в синей бездне —
Продрожит — алмаз,
Да заря багровым краем
Над бугром стоит.
Злое поле жутким лаем
Всхлипнет; и молчит.
1908
Серебряный Колодезь
Шоссе
Д. В. Философову
За мною грохочущий город
На склоне палящего дня.
Уж ветер в расстёгнутый ворот
Прохладой целует меня.
В пространство бежит — убегает
Далёкая лента шоссе.
Лишь перепел серый мелькает,
Взлетая, ныряя в овсе.
Рассыпались по полю галки.
В деревне блеснул огонёк.
Иду. За плечами на палке
Дорожный висит узелок.
Слагаются тёмные тени
В узоры промчавшихся дней.
Сижу. Обнимаю колени
На груде дорожных камней.
Сплетается сумрак крылатый
В одно роковое кольцо.
Уставился столб полосатый
Мне цифрой упорной в лицо.
Август 1904
Ефремов
На вольном просторе
Муни
Здравствуй,—
Желанная
Воля —
Свободная,
Воля
Победная,
Даль осиянная,—
Холодная,
Бледная.
Ветер проносится, жёлтые травы колебля,—
Цветики поздние, белые.
Пал на холодную землю.
Странны размахи упругого стебля,
Вольные, смелые.
Шелесту внемлю.
Тише…
Довольно:
Цветики
Поздние, бледные, белые,
Цветики,
Тише…
Я плачу: мне больно.
Август 1904
Серебряный Колодезь
На рельсах
Кублицкой-Пиоттпух
Вот ночь своей грудью прильнула
К семье облетевших кустов.
Во мраке ночном утонула
Там сеть телеграфных столбов.
Застыла холодная лужа
В размытых краях колеи.
Целует октябрьская стужа
Обмёрзшие пальцы мои.
Привязанность, молодость, дружба
Промчались: развеялись сном.
Один. Многолетняя служба
Мне душу сдавила ярмом.
Ужели я в жалобах слёзных
Ненужный свой век провлачу?
Улёгся на рельсах железных.
Затих: притаился — молчу.
Зажмурил глаза, но слезою —
Слезой овлажнился мой взор.
И вижу: зелёной иглою
Пространство сечёт семафор.
Блеснул огонёк, еле зримый,
Протяжно гудит паровоз.
Взлетают косматые дымы
Над купами чахлых берёз.
1908
Москва
Из окна вагона
Эллису
Поезд плачется. В дали родные
Телеграфная тянется сеть.
Пролетают поля росяные.
Пролетаю в поля: умереть.
Пролетаю: так пусто, так голо…
Пролетают — вон там и вон здесь —
Пролетают — за сёлами сёла,
Пролетает — за весями весь; —
И кабак, и погост, и ребёнок,
Засыпающий там у грудей: —
Там — убогие стаи избёнок,
Там — убогие стаи людей.
Мать Россия! Тебе мои песни,—
О немая, суровая мать! —
Здесь и глуше мне дай, и безвестней
Непутёвую жизнь отрыдать.
Поезд плачется. Дали родные.
Телеграфная тянется сеть —
Там — в пространства твои ледяные
С буреломом осенним гудеть.
Август 1908
Суйда
Телеграфист
С. Н. Величкину
Окрестность леденеет
Туманным октябрём.
Прокружится, провеет
И ляжет под окном,—
И вновь взметнуться хочет
Большой кленовый лист.
Депешами стрекочет
В окне телеграфист.
Служебный лист исчертит.
Руками колесо
Докучливое вертит,
А в мыслях — то и сё…
Жена болеет боком,
А тут — не спишь, не ешь,
Прикованный потоком
Летающих депеш.
В окне кустарник малый,
Окинет беглый взгляд —
Протянутые шпалы
В один тоскливый ряд,
Вагон, тюки, брезенты
Да гаснущий закат…
Выкидывает ленты,
Стрекочет аппарат.
В лесу сыром, далёком
Теряются пески,
И еле видным оком
Мерцают огоньки.
Там путь пространства чертит…
Руками колесо
Докучливое вертит;
А в мыслях — то и сё.
Детишки бьются в школе
Без книжек (где их взять!):
С семьёй прожить легко ли
Рублей на двадцать пять: —
На двадцать пять целковых —
Одёжа, стол, жильё.
В краях сырых, суровых
Тянись, житьё моё! —
Вновь дали мерит взором: —
Сырой, осенний дым
Над гаснущим простором
Пылит дождём седым.
У рельс лениво всхлипнул
Дугою коренник,
И что-то в ветер крикнул
Испуганный ямщик.
Поставил в ночь над склоном
Шлагбаум пёстрый шест:
Ямщик ударил звоном
В простор окрестных мест.
Багрянцем клён промоет —
Промоет у окна.
Домой бы! Дома ноет,
Без дел сидит жена,—
В который раз, в который,
С надутым животом!..
Домой бы! Поезд скорый
В полях вопит свистком;
Клокочут светом окна —
И искр мгновенный сноп
Сквозь дымные волокна
Ударил блеском в лоб.
Гремя, прошли вагоны.
И им пропел рожок.
Зелёный там, зелёный,
На рельсах огонёк…—
Стоит он на платформе,
Склонясь во мрак ночной,—
Один, в потёртой форме,
Под стужей ледяной.
Слезою взор туманит.
В костях озябших — лом.
А дождик барабанит
Над мокрым козырьком.
Идёт (приподнял ворот)
К дежурству — изнемочь.
Вдали уездный город
Кидает светом в ночь.
Всю ночь над аппаратом
Он пальцем в клавиш бьёт.
Картонным циферблатом
Стенник ему кивнёт.
С речного косогора
В густой, в холодный мрак
Он видит — семафора
Взлетает красный знак.
Вздыхая, спину клонит;
Зевая над листом,
В небытие утонет,
Затянет вечным сном
Пространство, время, Бога
И жизнь, и жизни цель —
Железная дорога,
Холодная постель.
Бессмыслица дневная
Сменяется иной —
Бессмыслица дневная
Бессмыслицей ночной.
Листвою жёлтой, блёклой,
Слезливой, мёртвой мглой
Постукивает в стёкла
Октябрьский дождик злой.
Лишь там на водокачке
Моргает фонарёк.
Лишь там в сосновой дачке
Рыдает голосок.
В кисейно-нежной шали
Девица средних лет
Выводит на рояли
Чувствительный куплет.
1906—1908
Серебряный Колодезь
В вагоне
Т. Н. Гиппиус
Жандарма потёртая форма,
Носильщики, слёзы. Свисток —
И тронулась плавно платформа;
Пропел в отдаленье рожок.
В пустое, раздольное поле
Лечу, свою жизнь загубя:
Прости, не увижу я боле —
Прости, не увижу тебя!
На дальних обрывах откоса
Прошли — промерцали огни;
Мостом прогремели колёса…
Усни, моё сердце, усни!
Несётся за местностью местность –
Летит: и летит — и летит.
Упорно в лицо неизвестность
Под дымной вуалью глядит.
Склонилась и шепчет: и слышит
Душа непонятную речь.
Пусть огненным золотом дышит
В поля паровозная печь.
Пусть в окнах — шмели искряные
Проносятся в красных роях,
Знакомые лица, дневные,
Померкли в суровых тенях.
Упала оконная рама.
Очнулся — в окне суетня:
Платформа — и толстая дама
Картонками душит меня.
Котомки, солдатские ранцы
Мелькнули и скрылись… Ясней
Блесни, пролетающих станций
Зелёная россыпь огней!
Август 1905
Ефремово
Станция
Г. А. Рачинскому
Вокзал: в огнях буфета
Старик почтенных лет
Над жареной котлетой
Колышет эполет.
С ним дама мило шутит,
Обдёрнув свой корсаж,—
Кокетливо закрутит
Изящный сак-вояж.
А там: — сквозь кустик мелкий
Бредёт он большаком *.
Мигают злые стрелки
Зелёненьким глазком.
Отбило грудь морозом,
А некуда идти:—
Склонись над паровозом
На рельсовом пути!
Никто ему не внемлет.
Нигде не сыщет корм.
Вон: — станция подъемлет
Огни своих платформ.
Выходят из столовой
На волю погулять.
Прильни из мглы свинцовой
Им в окна продрожать!
Дождливая окрестность,
Секи, секи их мглой!
Прилипни, неизвестность,
К их окнам ночью злой!
Туда, туда — далёко,
Уходит полотно,
Где в ночь сверкнуло око,
Где пусто и темно.
Один… Стоит у стрелки.
Свободен переезд.
Сечёт кустарник мелкий
Рубин летящих звёзд.
И он на шпалы прянул
К расплавленным огням:
Железный поезд грянул
По хряснувшим костям —
Туда, туда — далёко
Уходит полотно:
Там в ночь сверкнуло око,
Там пусто и темно.
А всё: в огнях буфета
Старик почтенных лет
Над жареной котлетой
Колышет эполет.
А всё: — среди лакеев,
С сигары армянин
Пуховый пепел свеяв,—
Глотает гренадин.
Дождливая окрестность,
Секи, секи их мглой!
Прилипни, неизвестность,
К их окнам ночью злой!
1908
Серебряный Колодезь
____________________________
*Большая дорога.