ИВАН ФЁДОРОВ (1913 — 1942)
ПОДВИГ ПОЭТА И ЧЕЛОВЕКА
Цитируется по: День поэзии 1985: Сборник/Сост. С. Ботвинник, Ю. Скородумов. – Л.: Сов. писатель, 1985. – 352 с.
Когда он погиб 5 сентября 1942 года под Невской Дубровкой, ему было двадцать девять. Он был постарше своих товарищей, которые вместе с ним посещали творческий семинар молодых литераторов при ленинградском Доме писателя имени Маяковского. Но жизненный опыт за его плечами был солидный, у него уже была семья, двое детей, он был рабочим одного из ленинградских заводов. Ему нужно было догонять своих друзей, они были или студентами, или уже имели высшее образование, а Иван Фёдоров, не сумевший окончить среднюю школу, яростно восполнял пробелы своего образования колоссальной работой над собой, чтением. Как вспоминают люди, знавшие его, он хорошо разбирался в классической литературе, интересовался историей.
Там же, на занятиях семинара, он впервые читал вслух свои стихи, которые не просто нравились присутствующим, они позволяли видеть в нём интересного автора, обещавшего в будущем вырасти в крупного поэта.
Уроженец села Нежданово Тверской губернии, Иван Николаевич Фёдоров с детства любил «сочинять», вёл дневник, как только научился писать.
Живя с 1928 года в Ленинграде, Иван оканчивает ФЗУ, получает специальность столяра-краснодеревщика и начинает работать. Своё дело знал и любил, был прекрасным специалистом, но была у него страсть, которой он отдавал всё свободное от работы время, — поэзия. Ей он посвящал только вечера и ночи, так как днём был занят на производстве. Родные не могли понять, когда он отдыхает, спит, так как в любое время ночи можно было застать его над книгой или над листом бумаги. Иногда от переутомления у него шла носом кровь.
Работоспособности он был необычайной. За сравнительно небольшой творческий путь им было написано свыше двухсот стихотворений и небольших поэм. К сожалению, до нас дошло немногое. Основной архив поэта погиб во время блокады, когда в квартиру Фёдоровых попал снаряд. Уцелело лишь то, что хранилось у матери. Но и это немногое, что вошло в его первую и единственную книгу «Весна в Нежданове», изданную через двадцать два года после его смерти, и то, что позднее удалось найти исследователям, доказывает, что надежды, которые связывали с его именем, были обоснованными.
Руководитель семинара Александр Гитович писал: «…Как надеялись на него друзья! Он мог стать и стал бы — не сомневаюсь в этом — одним из крупных наших поэтов. Мы видели, как быстро мужал его молодой талант. Я вспоминаю одно его стихотворение о финской войне, оно кончалось словами: «…в тот ранний час, когда поэты спят». Сам Фёдоров спал не больше четырёх часов в сутки, только ближайшие его друзья знали об этом».
Мысль о больших творческих возможностях И. Фёдорова высказывал и Борис Лихарев: «Если бы он остался жив, он стал бы значительным поэтом, к этому имелись все предпосылки. Он обладал тонким художественным вкусом, искал свою тему, тщательно работал над словом. Стихи, которые сохранились, отличаются серьёзностью мышления, упорством поисков».
Характеристики, которые дают И. Фёдорову люди, хорошо знавшие его, достаточно выразительны и полны, несмотря на свою лаконичность. Особенно следует отметить «упорство поисков». Да, oн «искал свою тему», писал о природе, о любви, интересно говорил об историческом прошлом своего народа и этим самым утверждал ту тему, которая давно уже стала главной в его творчестве: Жизнь, Родина. И если речь идёт о постоянном поиске, то это касалось в первую очередь стиля, формы, нахождения того нужного слова, которое бы наиболее точно выражало его мысль. То есть он обладал качествами, присущими настоящему художнику: стремлением к совершенствованию, неудовлетворённостью собой, полным отсутствием самоуспокоенности, тем паче — самолюбования.
Что же касается тематической направленности, то, истинный поэт, он старался охватить как можно больший круг проблем, писал о том, что видел и чувствовал, а это всё было компонентами его жизни, которую он не отделял от жизни своего народа, от его прошлого и настоящего. Он мог написать стихи о создателе своего любимого города, о восстании декабристов, а мог, наблюдая, как дети играют «в папанинцев», сделать вывод о том, что «есть, не в пример наукам хитрым, / совсем нехитрая одна: / распознавать по детским играм, / чем озабочена страна». И образы природы в его стихах становятся образами человеческой памяти, хранителями неповторимых мыслей и чувств.
Молодые поэты предвоенного поколения были разными. Их отличала творческая индивидуальность, свой голос в поэзии, свои пути. Но было и то, что объединяло их всех, — предчувствие жестоких испытаний, неотвратимости смертельной схватки с фашизмом и готовность всего себя без остатка отдать этой борьбе. Наверное, Иван Фёдоров ничего не знал о московских студентах Павле Когане и Николае Майорове, о юном Севе Багрицком и о других молодых поэтах, но уже тогда, накануне великой освободительной войны, между ними начало возникать незримое историческое родство: каждый из них по-своему стремился осознать себя и своё время в стихах.
Неуспокоенность — вот девиз поколения. «Самое страшное в мире— это быть успокоенным» — так писал один из них. И в стихах Ивана Фёдорова тоже отчётливо звучит нота беспокойства о том, что ждёт человечество, что надвигается на его страну.
Когда повис над Лувром дым Помпеи,
Когда мортиры рушат Роттердам,
Поэты содрогаются…
Он был старше других и раньше всех узнал войну, и раньше, чем у других, она предстала в его творчестве как «разгульная», «наглая», «ненасытная». Он сравнивает её с разъяренным вепрем: подобно ему, она вгрызается в тело стран, городов, рвёт их на части. Дикое, страшное чудовище, не щадящее ничего на своём пути, — такой представляется ему война. Между прочим, это сравнение было в те годы довольно распространённым.
И. Фёдоров был участником войны с белофиннами. Она нашла отражение в нескольких его стихотворениях: «Танки ночью», «Водитель грузовика» и др. После короткого перерыва он вновь в армии, служил на Карельском перешейке, там и встретил Великую Отечественную. Он был готов к ней, потому что предвидел её, чётко представлял её страшную суть, но действительность оказалась сильнее и тяжелее самых смелых представлений.
Он был тружеником в мирное время, в войну стал сапёром — тружеником войны. Он защищал свою страну, свой город, где вырос, где стал поэтом, где жили самые близкие ему люди: мать, дети, друзья. Он воевал и продолжал писать стихи, делал это до последнего дня жизни. В его солдатской сумке нашли наброски будущих стихотворений. Вот один из них:
Фашистские орды, ликуя,
Пусть метят кровавою метой
Лесные селенья — вчистую
Расплатимся мы и за это.
Мы в битвах всенощных, вседневных
Чем дальше — тем твёрже, упрямей.
Не видеть им родину гневных —
Россию в позоре и сраме.
Сохранилось и несколько законченных стихотворений, написанных им во время войны. Это — строки размышлений о том народе, «который в сугробе глубоком залёг передо мной врагом», рассказы о тяжёлых фронтовых буднях («Минное поле», «У реки»), выражение несокрушимой веры в непобедимость своего народа, призывы к отмщению. Эти же мысли выражены в его редких, скупых письмах к родным с фронта. Он знал войну уже не по книгам, был её непосредственным участником, поэтому такой суровой она предстаёт в его изображении.
Военные стихи Ивана Фёдорова очень эмоциональны, иначе он писать не мог. Они писались, наверное, в коротких перерывах между боями, и следы спешки видны в некоторых неудачных рифмах. Но в напряжённые дни обороны Ленинграда трудно было найти время для спокойной творческой работы, для кропотливой работы над словом, к которой всегда был склонен поэт.
Посмертно он стал членом Союза писателей. Его имя начертано золотом в ряду имён других ленинградских литераторов, погибших во время войны, на памятной мраморной доске в Доме писателя, там, где он когда-то учился. Его помнят товарищи, и молодое поколение воздаёт должное его памяти, его жизни — подвигу поэта и человека.
Я. Духан, М. Пьяных
ЛЫЖНИКИ
Рассвет наплывающим инеем брызжет,
Снега полосует косыми ножами.
У горного дуба мы встали на лыжи,
Рванулись и день догонять побежали.
Деревья мелькают на склоне горы,
Кустарник приветливо прутьями машет.
Стремителен бег наш, свободен порыв,
А день убегает за горы — и дальше.
Пред нами сугробы бескрайней страны,
Над нами январское солнце в зените
И сдвоенный след мой — две длинных струны,
О родине снежной звените, звените.
Минута привала. Подуем в ладони,
Умоемся пригоршней снега, затем
На лыжи — рванёмся, догоним, догоним,
Догоним морозный, сверкающий день.
1940
У РЕКИ
Левый берег в огне, а на правом
Пеплом кроются угли костра,
И связисты сквозь тьму к переправам
Тянут кабель — работа быстра.
И, незримы, сползая по скатам,
Пробираются к лодкам стрелки.
Возвестит предрассветным набатом
Батарея о штурме реки.
Тишину разорвут на клочья
Всплески вёсел и гром пальбы.
Берег с берегом, меряясь мощью,
Водяные взметнут столбы.
Вспенят волны реки величавой
Мастера лобовых атак
И рванутся в штыки у причалов —
И отхлынет, не выстояв, враг.
А связисты протянут кабель
Над водой и отправят весть:
Там, где буйствовал враг и грабил,
Жёг и рушил, — вершится месть.
1941