Олег Дмитриев. Прежний счёт. Новая книга лирики

Олег Дмитриев (1937 – 1993)

Цитируется по: Дмитриев О.М. Прежний счёт. М., “Советский писатель”, 1978, 136 стр.

Олег Дмитриев родился в 1937 году в Омске, но вся жизнь его связана с Москвой. Он учился в МГУ, здесь же определилась и его дальнейшая судьба, судьба поэта. Москве посвящены многие стихи, вошедшие в его новую книгу. Одни из них окрашены в элегические тона, другие исполнены гражданского пафоса, и все они проникнуты неподдельной любовью к Москве, её настоящему и прошлому. Воспоминания о годах войны, о послевоенном времени, о людях, вернувшихся с фронтов, постоянно волнуют поэта. Стихи о войне органически сочетаются в книге со стихами о Москве, москвичах — её тружениках и защитниках.

ГОРОД ТВОЕЙ ЮНОСТИ

Заедешь в город, где когда-то
Ты жил — с десяток лет назад…
Не будет к прошлому возврата:
Скользит твой удивленный взгляд,
Знакомых мест не узнавая,
По панораме городской —
Здесь сняты линии трамвая,
Там, где бурлил поток людской,
Стоит какая-то громада,
Блестя металлом и стеклом.
И белые деревья сада
Шумят над бывшим пустырём.
С окраин тёмные бараки
Исчезли.
Там за рядом ряд,
Как восклицательные знаки,
Дома высокие стоят.
Но ищешь ты,
Как ветра в поле,
Давно прошедшую весну
И жадным взглядом поневоле
Цепляешься за старину.
Она одна припоминает
И узнает тебя — одна,
И нежно душу пеленает
В те дорогие времена,
Когда ты, весел, юн и строен,
Брёл по булыжным мостовым,
Был счастья высшего достоин
И этот город звал своим!
И всё же годы молодые
Не возвратишь — напрасный труд!
Здесь юноши живут другие,
Здесь новые дома растут.
Возврата к прошлому не будет,
Так с ним прощайся навсегда!
Такая жизнь:
Стареют люди
И молодеют города.

МАССОВКА

Кто-то сзади толчется неловко,
Кто-то смело выходит вперёд…
Довоенная лента.
Массовка
В наши годы со смехом идёт.
И никто не почувствует в зале,
Что теперь —
Вне пределов кино —
Те девчата старухами стали
И состарились парни давно.
Значит, умерли все пожилые…
Но опять сквозь натянутый холст
К нам летят их улыбки живые,
Словно свет от исчезнувших звёзд!
И, однажды почувствовав это,
По-иному посмотришь на тех,
Кто поёт озорные куплеты,
По-иному услышишь их смех.
Это — жизней былых воскрешенье.
Возвращенье далёкого дня.
И, наверно, ещё —
Утешенье
Тем, кто жил до тебя и меня…
Мне бы тоже смеяться с массовкой,
Чтобы в будущем дне золотом
Пусть с улыбкой,
Пусть даже с издёвкой
На меня поглядели потом,
Чтоб, хоть что-то открыв
Познающим
Отзвучавшее время земли,
Этот кадр засветился в грядущем,
Как янтарик с хвоинкой внутри!

СОРОКАЛЕТНИЕ ДРУЗЬЯ

Вот вы и постарели, слава богу.
Подумаем о том, что жизнь длинна,
Что не прервали долгую дорогу
Болезни, злая воля и война.

Вот вы и постарели, слава богу.
Подумаем, что годы коротки,
Что не измерить новую дорогу,
Не разгадать по линиям руки.

Вот вы и постарели, слава богу,
Виват, сорокалетние друзья!
Хотели бы — в обратную дорогу?
Наверное, хотели…
Да нельзя.

А хорошо бы снова —
К стометровкам,
К воде бассейна, к бешеному льду,
К объятиям смешным, к словам неловким,
К физическому доброму труду!

К волнениям экзаменационным,
К рожденью сына,
К счастью первых строк,
К сырым палаткам экспедиционным,
К полночным спорам,
К чехарде дорог!

Но нет.
Нас ждут успехи, пораженья
Совсем не те.
О, чудо соверши,
В строке
Пути земного постиженья
Соединяя с опытом души!

Пошли вперёд —
Длинна ли, коротка ли
Сейчас ложится каждому стезя.
Всех вас хочу увидеть стариками,
Мои сорокалетние друзья!

ДЕВЯТОЕ МАЯ 1970 ГОДА

С. М. Горкину

Он по плечо мальчишке-первоклашке,
Его война урезала на треть,—
Но он смеётся, в клетчатой рубашке,
И пьёт вино и начинает петь!
Я вспоминаю.
Вот ещё такое
Хранится в детской памяти живой —
Как, прицепясь к троллейбусу клюкою,
Он на тележке мчит по мостовой!
…Как быстро пролетела четверть века!
И с первой сединою на висках
Я вынес пожилого человека
Неловко
Из машины на руках.
Печальный звук угас.
С телеэкрана
Уходит трепет Вечного огня…
Из давних дней
Торжественно и странно
Товарищ брата смотрит на меня:
«Чего ж ты не напишешь обо мне?
Я инвалид. Я памятник войне».
…А может быть, он вправду из гранита?
Коль нам наивным кажется вопрос,—
То как печали с тяготами быта
Он после мук безмерных перенёс?!
А может быть, он вправду из металла,
И ветры пронеслись, не шевеля
Его волос?
Подобьем пьедестала
Мне на мгновенье кажется Земля.

ВАНЯ КУРСКИЙ

Памяти Петра Алейникова

Вот так — по-московски
Слова говоря нараспев,
Без той папироски
Товарищи шли на расстрел.

С такой же печалью
На бледном, на узком лице
Рассветы встречали,
Заняв рубежи на Донце.

Вот так же пристроив
Пленительный чубчик на лбу,
Не числясь в героях,
Встречали беду и судьбу.

С такой же улыбкой,
С упрямым мальчишески ртом
Европе великой
Вернули свободу потом.

Вот так же в смущенье
Они говорить не могли,
Когда в восхищенье
Глядело на них пол-Земли.

С таким же подвохом,
С приятным не всем юморком,
Причастны к эпохам,
Шли снова своим городком,—

Как тот —
Моложавый,
Кому похвалы не нужны,
Любимец державы
За год или два до войны…

ФОТОГРАФИИ НА ВКЛАДКЕ

День поэзии. 1975

Любуюсь я известными поэтами!
Они на снимках запечатлены
Ещё в шинели серые одетыми
В какой-нибудь из дней конца войны.

Они Пробились, победили, выжили!
В разрушенной и праздничной стране
Из первых уст сограждане услышали,
Как молодость держалась на войне.

Я вглядываюсь в лица их открытые,
В улыбки — просто детские порой.
Глядят на нас солдаты неубитые,
Они — таланты, в землю не зарытые…
А сколько их, таких –
В земле сырой?

Да, скольких поглотили ямы чёрные,
Коль стольких возвратил военный вихрь?!
Сейчас легко статистики-учёные
Дадут ответ.
Но мы не спросим их.

Зарытые таланты не поднимутся.
Несозданная песня не слышна.
Но те, кого на мирный берег вынесла
Победная, последняя волна,
В растерзанных рядах держа равнение,
Сказали, не скрывая ничего,
За всё своё святое поколение,
Где
Павших —
Большинство.

МОНОЛОГ ВЕТЕРАНА

И меня учили старики:
«Жизнь прожить — не поле перейти».
Поговорке этой вопреки
Я отбухал всю войну почти.
Поднималось солнце за спиной,
Новый день глядел в лицо врагу,
И лежало поле предо мной
Всё равно — в цветах или в снегу.
Растекалось поле впереди,
И твердил я, скорчившись во рву:
«Мне бы это поле перейти,
Ну, а жизнь я, ладно, проживу,..»
Я вставал, шагал, бежал и полз
По траве, по грязи, по жнивью.
Небосвод трещал, как рваный холст,
Рушился на голову мою!
Нынче не припомню всех атак,
Нынче не узнаю тех равнин,
Где бежал за танками и так
В поле не один.
И всё ж — один.
Сколько их встречалось на пути,
Тех полей…
Во сне и наяву
Думал: «Мне бы поле перейти,
Ну, а жизнь я, ладно, проживу…»

Это были длинные поля,
Где ветра гуляли вкривь и вкось,
Это были минные поля,
Пулями пробитые насквозь.
Перед полем я не опускал
Перед боем напряжённых глаз,
А кусок земли пересекал
Каждый раз — всегда в последний раз.
А потом за вражьим рубежом,
Засыпая в хате иль в стогу,
Удивлялся:
«Поле перешёл.
Вот теперь и жизнь прожить смогу…»

ЧЕЛОВЕК ТРИДЦАТИ С НЕБОЛЬШИМ

Снова в сторону прошлой войны
Отклоняется память моя —
На тревожные стогна Москвы,
В полумрак тылового жилья.

Гул последних тревог.
Бытие
На холодном асфальте двора —
Это милое детство моё.
Золотая пора.

Мы, в стихах не расставшись с войной,
Перед нынешним днём не грешим.
Но встаёт между нею и мной
Человек тридцати с небольшим.

Он — отец и хозяин в дому
И творец государственных дел.
Как положено, в детстве ему
Мир и радость достались в удел.

Он не помнит, не знает войны.
Он по солнечной шёл стороне.
Может статься, ему не нужны
Наши строки о прошлой войне?

Иль не слишком важны, наконец,
Для нелёгких раздумий сейчас?
Он — мужчина, поэт и мудрец,
Кое в чём уж поучит и нас…

На судьбу не похожа судьба.
И для каждого — каждый судья.
Хочет он отвечать за себя.
Я хочу отвечать за себя.

Я своё поколенье пою,
Отправляясь в дорогу свою
Снова в сторону прошлой войны,
Перед нынешним днём —
Без вины.

Молчаливый наш спор разрешим
На страницах сегодняшних книг,
Человек тридцати с небольшим!
Мой учитель и мой ученик.

***
Ещё мне снятся сны годов сороковых:
Бегу, бегу, бегу вдоль серых мостовых,
Стою, стою, стою в хвостах очередей,
Гляжу, гляжу, гляжу в глаза учителей!

Спешу догнать друзей,
Нельзя отстать от них!
Томлюсь душою всей
В рядах очередных.

И сердце от тоски
Сжимается опять:
Я снова у доски,
Мне надо отвечать!

И снова я в долгу!
Крошится в пальцах мел:
Не помню! Не могу!
Не знаю! Не успел!

И страх далёких лет
Сжимает грудь мою —
Встаю, беру билет.
Экзамены сдаю.

(Я жил лицом к войне.
Я мёрз и голодал.
Но этого во сне
Ни разу не видал.

Бомбоубежищ тьма,
Полночный вой тревог,
Разбитые дома
Не снились, видит бог!)

Возьму билет, прочту,—
О, кто поможет мне?!
И вновь очнусь в поту
На белой простыне…

Но, может быть, смешно
Такие видеть сны,
Когда давным-давно
Экзамены сданы?

И в глубине двора
Без нас идёт игра,
И в очередь вставать
Не надобно с утра?

Да всё гляжу, гляжу в глаза учителей,
Да всё стою, стою в хвостах очередей,
Да всё бегу, бегу вдоль серых мостовых!
Ещё мне снятся сны годов сороковых.

***
Страшный паводок был на Урале!
Мимо Чкалова сила воды
Проносила дома, и сараи,
И деревья, и белые льды.

Проплывали коровы на льдине,
Жались семьи на крышах домов
Посредине реки, посредине!
Вдалеке от крутых берегов,

Где снующие люди —
С баграми
И с железками в виде петли —
Из бурлящей воды выбирали
Разный скарб, деревяшки, плетни.

Потому что был холод и голод.
В середине военной поры
Из реки
Взбудораженный город
Брал чужого несчастья дары.

Вот уже кое-что на базаре
Понемногу пошло в оборот…
Но конечно же
Всюду спасали,
Пригревали бездомный народ.

Наводнение карты смешало,
Предлагая такую игру,
Где корысти добро не мешало
И корысть не мешала добру.

Словно время людей поверяло,
Удалённых от грозной войны.
Над разгневанным ликом Урала
Лица были просты и ясны.

СТАДИОН

Как на свиданье,
Шёл я на свиданье
К твоим, эпоха, славным игрокам!
Табачный дым и белый пар дыханья,
Смешавшись, уплывали к облакам.
Казался стадион огромным зверем,
Ворчащим и вздыхающим во тьме…
О, не ведите счёт моим потерям,
Мгновенья счастья возвратите мне!
Прошедшие сквозь гвалт эвакуаций,
Стоявшие в рядах очередей,
Мы были не приучены бояться
Шумящего скопления людей.
За нами — переполненные классы
И праздничных гуляний толчея!
И ощущать себя частицей массы
Без книжных наставлений начал я.
Трибуны я оглядывал влюблённо,
Испытывая гордость оттого,
Что каждое движенье стадиона
Не миновало сердца моего.
Что вздох мой повторён тысячекратно,
И обернулся громом звонкий крик!
Я не боюсь, что прошлое обратно
Потребует сейчас
Счастливый миг,
Когда встаю, ликую, торжествую,
В волненье локоть друга сжав рукой,
И остро ощущаю связь живую
С необозримой массою людской!

ПОСЛЕВОЕННАЯ СКАЗКА

Сидит, кусочком хлебушка
Тарелку молча трёт.
Но за кусочек хлебушка
Не выдаст, не соврёт.

И вот тарелка светится,
Сверкает белизной,
Как будто чудо-зеркальце
Из сказочки одной

Ещё движенье корочки –
И выплывет со дна
Холодная, голодная
Последняя война.

Всплывёт с чадящей плошкою
Полуподвальный свод,
И мальчуган с ладошкою,
Протянутой вперёд.

Всё ближе, нестерпимее
В волшебном том кольце
Кричат глаза огромные
На узеньком лице.

Забудь! Другое времечко,
И сказочка не та!
А всё ж – чиста тарелочка,
Тарелочка пуста…

СТРАХИ 44-го ГОДА

В то последнее лето войны,
Расширяя свой мир постоянно,
Мы бежали, отваги полны,
На Советскую площадь, к фонтану.

Через месяц пойдём в первый класс,
А покуда звонки не пропели,
Обливаясь водой, веселясь,
Обитаем в гранитной купели!

Да не долго продлится восторг —
Вот уже над плесканьем и гиком
Дребезжит, заливаясь, свисток
Сторожихи с разгневанным ликом!

Из воды вылезаем, спешим,
На ходу надеваем рубахи,
Между грозно гудящих машин
Пробегаем в паническом страхе.

Этот страх постоянно со мной:
Удираем во двор проходной,
Потому что шаги управдома
Раздаются за нашей спиной
Тяжело, как шаги командора.

Этот страх постоянно со мной:
Вот опять по аллее сквозной,
Затемнённой вечернею мглою,
Старикан бородатый с метлою
За ватагой рысит озорной!

Как колотится сердце в груди!
О, позор и веселие бегства!
И опасность опять позади
В год последний Военного детства…
Немцы были уже не страшны:
В нашем мире
Им не было места
В то последнее лето войны.

ЖЕНЬКА

Целина. Хибарка деревянная.
Треск поленьев. Пение огня.
Девушка прекрасная и странная,
Глаз не поднимает на меня.

Просто чудо —
Скромница, молчальница.
В мире не сыскать такой второй!
Жаль, что разговор не получается —
Не её романа я герой…

Если так — то нечего и спрашивать,
Замедлять шаги перед крыльцом.
Я, как представитель курса старшего,
Вынужден держаться молодцом…

Вот и всё. Походкою упругою
Ухожу к товарищам своим.
…Мы однажды с Женькиной подругою
Через много лет поговорим —

Как потом чудачка Женька грезила,
Думала, грустила обо мне,
Как весенней улицей
Невесело
По моей ходила стороне,
Как с подружкой поделилась тайною,
Что зашла украдкою в мой дом…

Вот какую вещь необычайную
Доведётся мне узнать потом!

Я услышу эту повесть грустную,
Не засну до самого утра,
А потом сквозь забытье почувствую,
Что подушка смятая мокра.

Женя, Женя! Верю и не верю я,
В юность поглядев издалека.
…Вот когда почувствую потерю я,
Вот когда заплачу!

А пока
На пороге дня невозвратимого
Даже вслед тебе не посмотрю.
— Ну и ладно, Женька Никодимова! –
Горько и надменно говорю.

ЛИТЕРАТУРНАЯ ВСТРЕЧА
СО СТУДЕНТАМИ ИЗ СТРОЙОТРЯДА
У ПОСЁЛКА ВУКТЫЛ НА ПЕЧОРЕ

Что мне сказать парням из стройотряда
В далёкой и прекрасной стороне,
Когда сегодня счастье и досада
Заполнили мне сердце наравне?!

Что говорю? Зачем стихи читаю,
Под взглядами маяча над столом,
Когда я в этом дне не обитаю,
Когда я весь — в грядущем и в былом?

И становлюсь я сразу юным-юным:
Вновь полон мир целинною страдой,
Полуторку трясёт,
И бьёт по струнам
Ровесник мой, безбожно молодой!

И тут же становлюсь я старым-старым,
На двадцать лет старее, чем сейчас,
И содрогаюсь, словно под ударом,
Под вспышкой нестерпимо юных глаз…

Но, видит бог, я — не старик, не мальчик.
Я не хочу летать через года
Безвольно и безропотно,
Как мячик
От крепких рук летит туда-сюда!

И я вошёл с волненьем незаметным
В сегодняшний наш день
И снова стал
Мужчиною почти сорокалетним
И начатые строки дочитал.

Пришла пора в дорогу собираться.
Спокойно я глядел по сторонам,
Восторг юнца и опасенья старца
Оставив тем, неблизким временам.

ДОРОГА В ГОРУ

Возвратился на круги свои.
На крутом вираже серпантина
Открывается та же картина:
Порт и синее море вдали.

Через год, иногда — через два
Приходил я сюда неизменно
И порою был счастлив безмерно,
Но порою — не плакал едва,

Потому что кончаю подъём
Посредине последнего круга
Я без самого лучшего друга —
Здесь когда-то мы были вдвоём…

Круг за кругом прошёл по горе.
Круг за кругом — по счастью, по горю.
Стал лицом к беспредельному морю,
Приобщился к весенней поре.

Круг за кругом,—
Как будто на пне,
На горе обозначились годы:
Все восторги, тревоги, невзгоды,
Все печали, что выпали мне.

Круг за кругом —
Потери мои.
Круг за кругом —
Мои постиженья.
Зов усталости, жажда движенья.
Друг за другом идущие дни.

Стой и думай,
Лицо утерев
И вернув равномерность дыханью.
И душой привыкай к полыханью
В это утро расцветших дерев.

Постоянной надеждой живи,
Не за (славой гонись, а за словом.
Помни прошлое, думай о новом,
Возвратившись на круги свои.

СЕДЬМОЙ ДЕНЬ ЗА ГРАНИЦЕЙ

Петру Проскурину

Когда наступит день седьмой,
То жди минуты неизбежной:
Душа потянется домой
Из круговерти зарубежной.
Примета? Суеверье? Блажь?
А может быть,—
Закон скитанья,
Когда без жалости отдашь
Всё за короткий миг свиданья
С Отчизной милою!
Сидим
Под сводами случайных комнат,—
Пусть сизый сигаретный дым
Нам дым Отечества
Напомнит!
Нигде так водка не сладка,
Как в скучном номере отеля
Посередине городка,
Нам не известного доселе.
Поговорим, товарищ мой,
И замолчим на полуслове,
Поднимем тост за день седьмой,
За голос Родины и крови!
Пусть мы случайно сведены
И не успеем подружиться,
Тень облака
Родной страны
Равно на лица нам ложится.
Пускай в Отечестве своём
С тобой не встретимся на Пире,—
Поговорим ещё, споём,
Допьём, коль малость не допили.
Ночь. За стеклом, за полутьмой
Шумит, сверкает заграница…
Благословенный день седьмой.
Пускай нам Родина приснится.

***
Смотришь настороженно
В даль чужих полей.
На чужбине
Родина
Кажется милей.

Сердце так устроено.
Только б не забыть
И на милой Родине
Родину
Любить.

***
Вокруг комарья, комарья!
Аж свет застилает, зараза…
И всё же блаженствую я
В кабине застывшего «МАЗа».
Задраены стёкла. Тепло.
Спокойно. Легко. Бестревожно.
Полярною ночью — светло,
И можно читать
Сколько можно.
Дурманяще пахнет бензин,
И надо вставать спозаранку…
Том Диккенса «Домби и сын»
Держу, положив на баранку.
За этим ли рвался душой
На север, как юная птица,
Чтоб мыслью прельститься чужой
И к мудрости книжной стремиться?!
Судьбы изменил колею,
Тревогу вселил в домочадцев,
Затем ли, чтоб в дальнем краю
С придуманной жизнью встречаться?!
Да нет, не за этим!
И всё ж
Как будто приходишь в смятенье,
Коль в сутках больших не найдёшь
Хоть краткого часа для чтенья…
Рассказы бывалых людей.
Костры. Передряги. Маршруты,
И всё же
Из давних тех дней
Всё чаще всплывают минуты,
Когда оставался один,
Блаженствуя в тесной кабине!
Том Диккенса «Домби и сын»
Читал я, раскрыв посредине.

НОНЕШНИЙ ДЕНЕЧЕК

Утро. Нонешний денёчек
Смотрит в окна, входит в дверь.
Обещанье новых строчек,
Обретений и потерь.

Что несёт он —
Радость? Горе?
Может, бурю? Может, тишь?
У него в открытом взоре
Ничего не различишь.

Не загадывай.
Не сетуй,
Коль не знаешь, что — потом.
Но своей дорогой следуй,
Но своим иди путём.

И, чего бы ни случилось,
Друг, душой не покриви!
Постарайся, сделай милость,—
День достойно проживи.

Чтоб душа твоя в итоге
Поглядеть могла всегда
В день грядущий —
Без тревоги,
В день прошедший —
Без стыда.

ЭКСКАВАТОРЩИК

О чём задумался, о чём
Над этим битым кирпичом,
Над покоробленным железом?
О ком задумался, о ком
Перед горящим костерком
Над этим гибельным разрезом?

Ты греешь руки, человек,
Которому двадцатый век
Доверил право разрушенья
Бараков и особняков,
Чтоб возвести до облаков
Бетонные сооруженья.

Но сам-то ты, но ты-то сам
Был сыном маленьким домам
Замоскворечья и Арбата.
Ты, может, пришлый,
Из села,
Где матерью твоей была
Избушка, мазанка иль хата?

О чём задумался, о чём
С рожденья бывший москвичом
Иль ставший им совсем недавно?
О ком задумался, о ком,
Ковш, полный сором и песком,
Переворачивая плавно?

Тебе порой, наверно, жаль,
Что стены взламывает сталь —
Подобье бомбы и снаряда.
Порой доволен ты собой,
Мельком взглянув в стенной пробой,
Поскольку всё идёт как надо.

Но труд дневной кончать пора.
Ты греешь руки у костра.
В автобусе, в объятьях кресел,
То ли с поминок мчишь домой,
То ли с пирушки, милый мой,
Поди узнай: то хмур, то весел…

ВЕЧЕР У МОРЯ

Закончены труды,
Нескоро ночь настанет,
Хоть терпко
От воды
Прохладой влажной тянет.

Неяркие тона,
Лиловые оттенки.
На мол летит волна,
Слоняется у стенки.

А город за спиной,
Сияющий, подробный,—
Как будто слюдяной
И неправдоподобный!

Упругой чайки лет,
Красив и громогласен,
Ещё раз подчеркнёт,
Как этот мир прекрасен!

Намаялся, поди,
За долгий день, сердяга?
У моря посиди,
Почувствуй сердцем: благо.

Поверь, что жизнь добра
И к молодым и к старым —
Такие вечера
Она даёт задаром!

Весь мир вбирай в себя
С дощатого настила!
И бог тебе судья,
Коль всё тебе постыло.

О, нет, не исказят
Наш вечер долгожданный
Ни брань, ни мрачный взгляд,
Ни голос полупьяный.

Ты злишься, может быть,
Ты хмур и недоволен —
Но вечер изменить
Сейчас никто не волен,

Когда для большинства
Уставшего народа
На грани волшебства
Творит его природа!

***
Посмотрела печально и странно.
Помолчала, потупила взор
И ушла, как уходит с экрана
Роль свою доигравший актёр.

Но потом, почему неизвестно,
В день каких-нибудь дел и забот
Не ко времени и неуместно
Резкий профиль её промелькнёт —

То ли в памяти,
То ли в витрине,
То ль в трамвае за мутным стеклом.
Ты легко с ней прощаешься ныне…
А тогда загрустишь?
Поделом.

Вспомнишь женщину,
Рокот прибоя,
Море синее в сетке ветвей.
Как узнать,
Что уносит с собою
Уходящий из жизни твоей?

И зачем появляется снова,
Как бы душу дразня:
«Не забудь!»
И опять исчезает без слова,
Ничего не желая вернуть?!

***
Шагаешь через длинный двор,
И снова — вот напасть! —
Твой торопливый взор,
Как вор,
За чью-то шторку — шасть!

Нет-нет, подглядывать нельзя!
Рассудок вопиёт,
Да взгляд уже, легко скользя,
По комнате снуёт:

По лицам и по потолку,
По книгам и по сундуку,
По снеди на столе,—
Его обратно завлеку
И опущу к земле.

Но всё равно, но всё равно
Горит в глазах моих окно,
И часть судьбы иной,
Как это, право, ни грешно,
Останется со мной.

Ах, то, что в первых этажах,
Уносим мы в своих глазах,
Не зная для чего.
Всё разум взвесит на весах —
Спросите у него.

Да он давно уж постарел!
Твердит: «Нельзя! Ну-ну…»
А взгляд-то, неслух и пострел,
Опять прилип к окну!

Он неприличен, спору нет,
Да вновь какой-нибудь секрет
Он выведал уже.
Что ж — любопытство и запрет
Живут в одной душе.

Идёшь, смутясь и веселясь,
Себя поймав в который раз
На маленьком грешке,
И жизнь чужая, засветясь,
Живёт в твоём зрачке!

***
Друг пейзажа городского,
Брат летящих мостовых,
Я тебя не встречу снова
Там, где ждать всегда привык.

Без тебя живу на свете,
Потому и не зову
Посмотреть, как в годы эти
Перестроили Москву.

Переулки, где любили
Мы с тобой беседу весть,
Там — проспектами пробили,
Там — оставили как есть.

Я живу на переломе.
Новый день берёт своё:
В лязге, скрежете и громе
Наземь рушится старьё.

Исчезают в чёрной яме
Двор, ограда, фонари,
Но недолго пустырями
Остаются пустыри —

Взметены в ночное небо
Башни, как столпы огня!
Ты в квартале этом не был
Ни со мной, ни без меня.

Возле нового строенья,
Как в неведомом краю,
Никогда не встречу тень я
Одинокую твою…

Правит здесь иное время,
Это время — не твоё.
А твоё — не только с теми,
Кто ушёл в небытие,

Но со всем, что остаётся
От Москвы твоей родной,
С теми, друг, в ком отзовётся
Тихий голос твой.
Со мной.

Друг, витает голос твой
Над вчерашнею Москвой.
Вновь по белой колоннаде,
По затейливой ограде
Пробежал твой силуэт
За звездой падучей вслед…

ОТЕЦ ТОВАРИЩА

Тихо свожу с крыльца
Не своего отца.

Сына его куда-то
Вызвали доктора…
Нянька вошла в палату:
«Сын,— говорит,— пора!»

Ноги едва волочит
Этот старик больной.
Что ему напророчит
Лекарь очередной?

Входим, откинув полог,
В сумрак морских глубин.
Шепчет мне рентгенолог:
«Вы оставайтесь, сын…»

Старец окутан странным
Облаком, синей тьмой.
Встал он перед экраном,
В локоть вцепившись мой.

Вздрогнул. Устал? Боится?
В тягостной тишине
Словно большая птица
На руку села мне.

В пору сорокалетья,
Как ни крепка рука,
Все мы, конечно, дети
Каждого старика.

Трудно смотреть на солнце,
Нужно смотреть вперёд —
Может, и мы проснёмся
Старыми, в свой черёд.

Всё. Застегнём одежды.
Двинемся до крыльца.
Сын подбежал:
«Да где ж вы…»
Под руку взял отца.

Вновь у его постели
Долго сидим вдвоём…
Время идти.
Без цели
Парком пустым идём.

Шаг проминает глину —
Горестная печать.
Надобно мне и сыну
Чуточку помолчать.

Выпить потом по сотке
Тёмного коньяка.
Оба мы — дети всё-таки
Каждого старика.

***
Душа была чиста и молода,
Когда я мог влюбляться в города,
Когда спешил, как к женщине,
К Одессе,
Как по любимой, тосковал по ней!
Ни слова не выкидывал из песни,
Ни дня не забывал из прежних дней!

Едва не задыхаясь от любви,
Я находил заветные свои
Сады, дворы, проулки и фасады,
И, если время не щадило их,
Признаться, чуть не плакал от досады
На выбеленных солнцем мостовых!

Никто, бывало, в первые три дня
Не мог застать в гостинице меня —
Не потому, что наносил визиты
Одесским многочисленным дружкам!
Мне так хотелось одному, без свиты,
Прийти скорее к милым уголкам…

Я был ревнивцем.
Мой горящий взгляд
Осматривал пристрастно всё подряд:
У города я требовал свидетельств
Любви ко мне
В ответ на эту страсть!
Искал, то сомневаясь, то надеясь —
След прежних встреч не должен был пропасть!

Счастливый, приезжал домой, в Москву,
И вновь Одессой грезил наяву,
И вновь любовь просила утоленья!
О годы невозможные, когда,
Как видится сейчас,
На удивленье
Душа была чиста и молода!

ГУЛЯКА

Э. X.

Заботы, передряги,
Обилие трудов.
Состарились гуляки
Сороковых годов!

Герои «Коктейль-холла»,
Вечерний полусвет,—
Былого ореола
Уж и следа-то нет…

Ну разве что —
В одежде
Неуловимый шик.
Забыт, ценимый прежде,
Особенный язык.
Вот за руку детишек
Заботливо ведёт
Законодатель бывший
Сакраментальных мод.
Ему давно за сорок,
И волос стал седым…
Товарищей весёлых
Развеяло как дым.
Брюнетки и блондинки —
Пленительный альбом! —
Растаяли, как льдинки
В бокале голубом.
Одумался гуляка.
Женился, стал отцом,
Ровесников, однако,
Он чуть бледней лицом.
Да взгляд печальней вроде
Из-под набрякших век.
А так —
Он на работе
Ценимый человек.
Теченье жизни гладко,
Налажен в доме быт…
И всё-таки загадка
В глазах его горит,
Когда в лицо рассвета,
Замкнувшийся в себе,
Глядит он.
Сигарета
Приклеена к губе.

ПРОСТЫЕ ДЕЛА

Кто-то утром идёт в магазин,
Раскладушку несёт в мастерскую…
Этот быт мне давно не грозил,
И в разлуке с ним
Я не тоскую.

Кто-то мог о семье, о родне
Говорить на скамейке часами,
Но такой разговор не в цене
В наши дни,
Понимаете сами.

Жизнь свои предъявила права!
Самолёты, вагоны, подмостки,
Размышленья, застолья, слова, –
И кружилась порой голова
На далёком земном перекрёстке!

Сколько лиц и протянутых рук,
Сколько споров, приятельств, раздоров!
Посвист ветра, колёс перестук
И гостиничных лет коридоров!

Но однажды, сойдя на ходу
С карусели,
Уйдя с карнавала,
Я прошёл за бедою беду,
А душа, между тем, узнавала,

Что от разных напастей, от зла,
От отчаянья в трудные поры
Берегут нас простые дела
И простые хранят разговоры…

Узнавала – да знанье не в счёт,
Если жизнь так, как прежде, течёт.
Поломали на свитке печать,
Только некогда было читать.

А прочли – так пора не пришла
Жить иначе,
Простые дела…

ПРИГЛАШЕНИЕ ДРУГА

Я жду тебя, как ветра в зной,
Как доброй вести.
Я жду, как прежде, милый мой,
На том же месте.

Сколь был широк беспечный круг
У нас вначале!
На том же месте, милый друг,
На той печали.

Вернуть весну перед зимой
Не в нашей власти.
На том же месте, милый мой,
На том же счастье.

Не раз звучал печальный звук
В весёлом хоре.
На том же месте, милый друг,
На том же горе.

Не раз мы в ярости немой
Сжимали руки!
На том же месте, милый мой,
На той разлуке.

Нe говори, что недосуг!
Я жду, как прежде,
На том же месте, милый друг,
На той надежде.

ВСТРЕЧА

Брёл, недоброй вестью опечален,
По траве, по гравию аллей,
У каких-то строек и развалин —
Всё не становилось веселей.

Мне навстречу женщина седая
В штопаном, застиранном платке.
На больную ногу припадая,
Шла с корявой палкою в руке.

Старый плащ, нелепые ботинки:
Видно, волю победил недуг.
Выцвели глаза,
И ни кровинки
В молодом ещё лице…
И вдруг

В сердце мне
Стремительно и властно
Тёмная ударила волна:
«Вот она — воистину несчастна!
Вашим бедам разная цена».

Сердце только сжалось, возражая,
И не стало небо голубей.
Справедливо, что беда чужая
Нашу боль не делает слабей.

Прежняя беда со мной осталась,
Старая печаль была со мной,
Да ещё кольнула сердце жалость
К женщине усталой и больной.

***
Осень. Улочка пустая.
Монастырская стена.
Льётся песенка простая
Из подвального окна.

Там как будто мастерская…
Там бесхитростный мотив
Обитает, развлекая
Малолюдный коллектив.

Стихла песня, отзвучала…
Да над ней —
Не наша власть:
Скрип, шипенье,
И с начала
Звонкой струйкой полилась!

Чьей душе она созвучна
В этой мелкой мастерской,
Почему другим не скучно
Слушать песню день-деньской?

Никакого нет ответа,
Почему она одна
Нынче с позднего рассвета
В тихой улочке слышна.

Но под пенье радиолы
Слишком ранняя заря
Зажигает окна школы
Во дворе монастыря.

Завершился, как обычно,
Труд людей мастеровых.
Ненавязчивый мотивчик
Окончательно затих.

Тишина. Листва слетает
С монастырских тополей.
Да чего-то не хватает
Тихой улочке моей.

Словно это чья-то радость
К нам случайно забрела.
Побыла, да не осталась
И ушла — не позвала…

ТЁПЛЫЙ СТАН

Я видел городов немало,
Где сохранилась старина.
Их берегла, их обнимала
Большая чёрная стена.
И путник, выходя из чащи
К воротам града своего,
В вечерний час
За тьмой молчащей
Едва угадывал его.
…Вчера в лесу за Тёплым Станом
Врасплох застал нас мрак ночной,
И мы с каким-то чувством странным
Тропе доверились одной.
Недолго, молча и устало
Мы шли,—
И вдруг тропа пошла
Налево,
И глазам предстала
Стена из света и стекла!
Смешно, и всё же в век прогресса
Я испугался не шутя,
Что город пред стеною леса
Был беззащитен, как дитя.
Что он стоял с душой открытой
На кромке каменной земли
И стены тонкие защитой
Быть горожанам не могли.
Да новый город не боялся
Ни тьмы ночной, ни мглы лесной,-
Вовсю огнями рассиялся,
Как рассмеялся надо мной!
Легла под ноги мостовая.
Я оглянулся —
Лес затих,
Пропал во мгле, не выдавая,
Как встарь,сокрытых дум своих…

ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Вот я опять увидел, проплывая
На белом теплоходе по реке,
Ряд ближних крыш, развалины сарая
И мост над старым руслом вдалеке.

Тая в себе заливистые трели
И голоса мальчишеской поры,
В мои глаза бесстрастно посмотрели
Двадцатилетней давности боры.

Да ведь у них своё летосчисленье,
И, время лишь по-своему ценя,
Спокойны и мудры,
Без сожаленья
Они сейчас взирали на меня.

На что им знать, как много жизнь вместила
В те два десятка лет — в судьбу мою:
Печалила, одаривала, мстила,
У гибели держала на краю!

На что им знать, что больше мальчик грустный
Босой ногой не ступит на росу,
Коль мимо теплоход плывёт
И грузный
Мужчина встал у борта на носу!

Для них иначе эти годы длились,
Их не терзал топор, не жгли костры.
Какое счастье, что не изменились
Двадцатилетней давности боры!

И можно видеть, как по чаще дикой
Бежит мальчишка тот,
Измазав рот
Продолговатой, крупною черникой,
Свистит в два пальца и друзей зовёт!

И с берега следит за теплоходом,
Мечтая очутиться на борту!
И после будет долго, год за годом,
Идти сюда, ко мне — в свою мечту…

ДВА СИЛУЭТА

I. РОКСАНА

Только имя осталось: Роксана.
Лёгкий абрис. Намёк. Силуэт.
Только имя, звучащее странно,
Словно крик запоздалый вослед.

Да какой-то короткий отрезок
Неприжившейся старой Москвы:
Переулочек, плеск занавесок
Над скамейкою в гуще листвы.

Вот и всё. Это мало иль много?
Не раздвинешь руками года.
Если мыслить спокойно и строго,
Это просто пустяк, ерунда…

Но зачем же звучит окаянно
Через тысячи прожитых дней
Невозможное имя: Роксана —
Отзвук юности давней моей?!

Только имя? А ветер полночный,
Скрип шагов по пустой мостовой?
Говор медленный. Облик восточный.
Миг короткий, поныне живой!

Где же пряталось это до срока?
Для чего по ночам повторять
Имя странное, зов издалёка?!
Вновь найти и опять потерять.

II. ТОВАРИЩ

С ним ходил через горные реки,
Где вода тяжелее свинца.
Но тогда мы расстались навеки,
И теперь уж не вспомню лица.

Вспоминаю лишь смуглую руку,
Молодую, литую почти:
Мы тогда помогали друг другу
Реки горные перейти…

***

Не молодой, не старый,
Иду к вам от Кремля,
Московские бульвары —
Мои учителя.

Ступил в свои следы я,
И вас не скроет тьма,
Наставники седые —
Московские дома.

Прошу для вас отсрочки,
Но срок приходит дню,
И я поодиночке
Любимых хороню:

Чугунную ограду,
Витой излом крыльца
И эту колоннаду
Недолгого дворца.

Бараки и чертоги,
Проспекты и дворы,—
Я знаю, педагоги,
Как были вы добры,

Как были вы суровы!
И до скончанья лет
Запомню ваше слово,
Запомню ваш завет.

Когда сомненья мучат
Мне слышатся слова:
«Москва всему научит!»
И я учусь, Москва.

***
Никогда не уходят из добрых сердец
Те, кто назван любимым и близким!
До свиданья, отец! До свиданья, отец!
Где ты спишь? Под каким обелиском?

Наше сердце не выдержит стольких разлук,
Я шепчу над отверстой могилой:
– До свидания, брат! До свидания, друг!
До свиданья, приятель мой милый!

Наше сердце не выдержит стольких утрат.
Для чего ж его так надрываешь?
– До свидания, друг! До свидания, брат!
До свидания, старый товарищ!

Наше сердце не выдержит стольких смертей.
Всё плачу непосильную дань я:
– До свиданья, подружка мальчишеских дней!
До свиданья, сестра, до свиданья!

Наше сердце не выдержит стольких потерь.
Как в нём новая боль уместится?
Да, совсем оно маленьким стало теперь,
Если каждый уносит частицу!

Я боюсь новой дружбы и новой любви.
Одиночество, будь мне спасеньем!
Неужели ж ещё один
Храм на крови
В изболевшемся сердце осеннем?

ПРЕЖНИЙ СЧЁТ

Со старым другом —
Десять лет,
Ни дружбы, ни вражды.
Такой уж вышел камуфлет.
Нас помирить пытаться? Нет,
Напрасные труды.

Он мне кивает, я — ему.
Расходимся опять.
Воскликнет кто-то:
«Не пойму!»
Да не охота
Никому
В чём дело объяснять…

Да только память иногда,
По старым адресам,
Уводит в дальние года,
В оставленные города,
К забытым голосам.

Там вновь со мною старый друг.
Он прямодушен, смел,
В движеньях быстр, тяжелорук,-
О, взять такого на испуг
Никто бы не сумел!

На нём
Угрюмый Небит-Даг,
Горячие пески
Оставили свой тайный знак!
К нам обращаться только так
Привык он:
«Мужики…»

Отважной жизни ореол!
Глубинный матерьял!
Стихи отличные! Орёл!
Какого друга я обрёл!
Какого потерял…

У жизни логика своя.
И, сняв с души обет,
Я за поэтом, грусть тая,
Не повторил:
«Печален я,
Со мною друга нет…»

Напротив, был разрыву рад:
Часы последних встреч
Так нестерпимо тяготят.
А кто был прав, кто виноват?
Да не об этом речь!

О том, бишь, речь,
Что в давнем дне
Остался прежний счёт –
— Подходит старый друг ко мне,
И бьёт легонько по спине,
И крепко руку жмёт.

БЕДОЛАГА

За картиной обычной
Взгляд не очень следит.
У оградки больничной
Бедолага стоит.
Коли вылез из гипса,
Унывать не резон —
Прибодрился, постригся,
Прихромал на газон.
Вот уж, господи, право,
Повезло чудаку:
Кувыркнулся в канаву
По второму ледку.
Вот судьба — всё ей мало!
Не его ли, спроси,
С крыши наземь срывало,
С ног сбивало такси?
Он о прошлом не судит,
Забывает беду.
Ну, а что ещё будет
У него на роду?
Может, всё без остатка
Пережил из невзгод,
И спокойно и гладко
Дальше жизнь потечёт?
Но счастливый билетик
Очень трудно достать…
Вот один кибернетик
Как-то смог подсчитать,
Что на новые боли
И на горечь обид
Шансы битых поболе,
Чем у тех, кто небит.
Ну, дела!
Только это
Чудаку невдомёк.
В рукаве — сигарета.
Разгоняет дымок.
И глядит без печали,
Выплывая со дна,
В те недальние дали,
Где, обратно, хана.
Небольшая отвага,
Невысокая честь,—
Да на то бедолага
Бедолага и есть,
Чтоб закинуть за плечи
Горе-беды в узле.
Чтоб счастливым
Полегче
Было жить на земле.

***
«Памяти…»
«Памяти…»
«Памяти…»
Перед равненьем строк,
Может быть, вы встанете,
Милые, хоть на денёк?
Может, из мрака выйдете,
Щурясь на яркий свет?
Милые, вы нас видите?
Мы вас — нет.

«Памяти…»
«Памяти…»
«Памяти…»
Пишем — в какой уж раз!
Может быть, вы знаете,
Как мы тоскуем по вас?
Вновь нас с собой уводите
В давние те года…
Милые, вы нас помните?
Мы вас — да.

«Памяти…»
«Памяти…»
«Памяти…»
Платим свои долги.
Изредка в снежной замяти
Чудятся ваши шаги.
Может, в потёмках ищете
Свой заметённый след?
Милые, вы нас слышите?
Мы вас — нет.

«Памяти…»
«Памяти…»
«Памяти…»
Строчка тонка, как нить.
Снова вы душу раните
Тем, кому выпало жить.
Только испили люди те
Горечи навсегда…
Милые, вы нас любите?
Мы вас — да.

***
Всё новое
Казаться лучшим
Нам будет —
Хоть на малый срок,—
Пока мы душу не научим
Бесстрастно подводить итог.

Победою сиюминутной
Мы возгордимся, может быть,
Покуда правды абсолютной
Не сможет время нам открыть.

Новорождённое творенье
Дороже старого для нас,
Пока не восстановит зренье
Простую пристальность
В свой час.

Не поддавайся юным чарам,
Не тщись о прошлом забывать!
Всегда ли новое над старым
Обязано торжествовать?

Будь неподатлив воле моды
И указующим перстам.
Не жди, когда промчатся годы
И всё расставят по местам.

Сам восходи до откровенья:
Всему есть верная цена!
Они цепи единой звенья —
И старина и новизна.

НЕЗНАКОМЫЙ ПЕРЕУЛОК

А направо — незнакомый переулок!
Целый мир за белым прячется углом,
А оттуда комья пуха и окурок
Летний ветер выгоняет помелом!

Если детство — то немедля, без оглядки
Юркой ящерицей за угол метнись,
И пускай с тобою в салочки и в прятки
Поиграет там таинственная жизнь!

Если юность — то не что-то, а кого-то
В глубине дворов и окон разгляди
И лети в вираж другого поворота,
Потому что всё на свете впереди!

Если зрелость — то рассматривай фасады,
Уносясь душою в прожитые дни.
Уходящего пронзительные взгляды
Для грядущего подольше сохрани.

Если старость — то взгляни и мимо шествуй
Иль присядь на кособокую скамью,
Потому что переулок неизвестный
Лишь длинней дорогу сделает твою.

Переулок! Незнакомый переулок!
Целый мир за белым прячется углом,
А оттуда комья пуха и окурок
Летний вечер выгоняет помелом!

СУВОРОВСКИЙ БУЛЬВАР

Там, где авто скрываются в туннеле
И вновь из тьмы являются на свет,
Шумел бульвар,
Скамейки зеленели,
Ждала меня подружка школьных лет.

И ничего на память не осталось
На гладкой мостовой от той поры,
Когда рука легко руки касалась
В пылу полулюбви-полуигры…

Придёшь сюда и не поверишь сразу,
Что здесь пространство пело и цвело:
Шумит туннель,
И не приставишь к глазу
Зелёное иль синее стекло,

Чтоб на волшебной выявить картине
Большой бульвар и сумерки над ним,
Чтоб девочка стояла посредине
В переднике с карманом накладным…

Движенье стрелок,
Взявшее над всеми
От века установленную власть!
Но где-нибудь хранится наше время,
Живёт пространства маленькая часть!

И там сегодня, без вина хмелея,
Я в жёлтых листьях, в ливнях и в снегу
По голубой от сумерек аллее
Навстречу русой девочке бегу!

Бульвар, а ну-ка снова стань длиннее,
Наполнись предвечерней теплотой!
Пусть наша память
В сумрачном туннеле
Тебя рисует кистью золотой!

***
Остатки стен и ржавые каркасы
Над россыпями щебня и стекла
Ребята видят по дороге в классы.
А здесь недавно улица жила…

Им некогда смотреть за огражденья,
Ушедшей жизни слушать голоса,
Стремительным, привыкшим от рожденья
К строеньям, уходящим в небеса!

Квартал был двухэтажным, шумным, длинным.
Да вот ведь —
Не успел и помереть,
Как юность, равнодушная к руинам,
Его спешит из памяти стереть.

Что мальчику в домишке деревянном?
Что девочке во дворике сыром,
Заросшем лебедою и бурьяном?
Что завтра горевать над пустырём?

И светел лик, и голос беспечален,
И радостны движенья малыша!
Над сумрачными душами развалин
Звенит его весёлая душа.

Во всём он прав! Ему какое дело,
Что ветер паклю рвёт из стен седых,
Что чьё-то детство быстро пролетело
В домишках жалких, в двориках сырых!

Мои печали — не его забота.
Растерянно гляжу вослед ему
До самого угла, до поворота.
Да нет, он не оглянется.
К чему?

ЖИЗНЬ

Памяти А. Г. Нордкина

Уходит день, негромко гомоня.
Горит луны недремлющее око.
Старик глядит с тоскою на меня,
Как будто поступаю я жестоко.

Как будто бы в дороге иль в бою
Его больного, слабого бросаю
И, пряча взгляд, бегу
И жизнь свою
Ценой расчёта подлого спасаю.

Но старец мудр.
Он знает: всё не так,
Он сам поддался слабости минутной.
Нечётко разделяет свет и мрак
Ночной костёр полоской дыма смутной…

Старик, старик, не надо, не жалей!
Гляди на мир сквозь расползанье дыма:
Ты не увидишь старости моей,
Мне молодость твоя недостижима.

Как интересно жизнь на жизнь легла
В тридцатилетней части совпаденья:
Его — от зрелых лет к концу влекла,
Меня — тянула в зрелость от рожденья!

Что было в прошлом — это всё его.
Что в будущем — моё, хотя б отчасти.
Во времени
Единство и родство
Ни длить, ни сокращать не в нашей власти.

Старик, вернёмся!
Посидим в избе.
Когда тебя возьмёт земля сырая,
Я буду жить и помнить о тебе,
Как прежде жил ты, обо мне не зная…

ПАМЯТЬ

Сучим воспоминаний нить,
Груз памяти несём.
Как много надобно забыть,
Чтоб помнить обо всём!

Десятки личных мелочей,
Недавно важных дат
Навек уходят в мир ничей
И не придут назад.

Не так ли, брат,
Туда-сюда
Шатаясь на бегу,
Стирает тёмная вода
Следы на берегу?

Чем дальше жить, тем тяжелей
Увидеть в давнем дне
И девочку в тени аллей
И старика в окне.

Как будто ты над прошлым взмыл,
И волей вышины
Все улицы, где рос и жил,
Отличий лишены.

И всё ж — негаданно, со дна,
Забвенью вопреки,
Всплывают лица, имена,
Строенья, городки!

А те, что прячутся на дне
В потёмках глубины,
Ни новым дням, ни старине,
Наверно, не нужны.

Не в них, наверно, видит суть
Спокойный человек,
Верша свой многотрудный путь
И для свой долгий век.

Но отчего тогда печаль?
Да жалко с прошлым рвать
И, оборачиваясь в даль,
Всё меньше узнавать!

Мы тем трудней,
Чем дольше жить,
Груз памяти несём.
Как много надобно забыть,
Чтоб помнить обо всём.

ФЛОРА

Откроется ль
Когда-нибудь науке:
Растения испытывают муки
Наследственной, врожденной немоты?

Деревья нам протягивают руки,
Издалека кивают нам цветы.
Трава нежданно ноги оплетает,
Бежит за нами вслед, не отстаёт.
Куст проходящих за рукав хватает,
Как нищий или пьяный у ворот.

Но мгла преображает мир растений!
И за оконной рамой
Мир смятений
Гудит, шумит, срывается на крик!

Неужто не придёт на землю гений,
Который разгадает их язык?

Тайком от всех пожмите руку клёна,
Погладьте светлый тополь по коре,
Хотя б на миг,
Хотя бы незаконно
Приблизьтесь к замечательной поре,
Когда мы их поймём…

И верьте в чудо,—
Что в шуме трав, среди лесного гуда,
Надеясь наконец наш слух привлечь,
Звучит ещё невнятная покуда,
Пока ещё непонятая
Речь!

ОСЕННИЙ БОР

Шагаю грузно,
Чуть хромаю
В круженье листьев золотых.
Теперь, с годами, понимаю:
Природа любит молодых.

Когда-то по лесу шатался
И не слыхал свои шаги!
И серый камень не пытался
Выскальзывать из-под ноги…

Легко сбегал на дно оврага,
О ствол не тёрся рукавом,
Какая дерзкая отвага
Звенела в теле молодом!

Теперь не то —
Скольжу по глине,
С ноги сбиваюсь у корней.
Пальто во мху и паутине,
А лес чем дальше,
Тем грустней.

Блестит среди стволов и теней
Реки далёкая вода…
Переменился бор осенний,
Переменился навсегда!

Он только юных привечает,
Лишь к молодым благоволит!
А зрелых —
Если не печалит,
То, видит бог, не веселит.

***
То ли сосны гудят,
То ли ветер поёт,
То ли, путая наши дела,
Вдохновенная птица бросает вразлёт
Два своих белоснежных крыла!

Слева морщила воду большая река,
Билось море в другой стороне,
И хотел я, как птица, пронзать облака
И, как птица, царить в вышине!

И ещё мне хотелось идти одному
По сырой прошлогодней траве,
Чтоб случайно на ум не пришло никому,
Что я с белою птицей в родстве…

Птица знает об этом,
Ни с кем не делясь
Из крикливой пернатой семьи.
Продолжает со мною незримую связь,
Возвращаясь на круги свои.

Я живу, напрягая и зренье и слух,
Помня пращуров наших простых,
Чтобы белый костёр надо мной не потух,
Чтобы посвист крыла не затих!

Свищет ветер, и рамы в окне дребезжат,
И за дверь выбираться не след…
Но снаружи к стеклу
Тайной силой прижат
Белой птицы сквозной силуэт!

***
Морским песчаным долгим берегам
Моя душа обязала стократно.
Когда волна ползла к моим ногам
И отходила медленно обратно,
Я понимал, чего хотел прилив,
В чём заключался вечный труд отлива…

Когда ракушки, ил и камни скрыв,
Их море вновь являло терпеливо.
Две истины открыла мне вода,
У берега отсвечивая бледно:
«Всё в мире исчезает без следа»,
«Ничто на свете не пройдёт бесследно».

***
Следи, как с дерева слетает
Листва,
Следи, как каждый лист
То в воздухе узор сплетает,
То кружит, как мотоциклист.

То падает, как камень рыжий,
То по невидимой прямой
Скользит стремительно —
Как лыжник
Несётся с горочки зимой.

Не постигая тайных знаков,
Мы с сожаленьем говорим:
Сколь трепет листьев одинаков,
Столь их полёт неповторим!

Но что за блажь —
Срываясь с веток
В прощальный путь, в печальный путь,
Стараться где-то напоследок
Свою необщность подчеркнуть?!

Но отчего же, отчего же
Мир покидающий близнец
Так не желает быть похожим
На милых братьев
Под конец?!

Как будто летом и весною
Он ждал осенних холодов
И самой страшною ценою
Сегодня заплатить готов

За это волеизъявленье!
За упоительный полёт!
Он жизнь свою без сожаленья
За миг прекрасный отдаёт!

***
Снежинка в окно залетела,
Растаяв на гладком столе.
Какая душа захотела
Меня разыскать на земле?

Листок закружился устало,
Неслышно прилип к рукаву.
Какая душа угадала,
Что я её втайне зову?

Миндаль за неделю до срока
Решил перед домом расцвесть.
О чём, из какого далёка
Мне послана добрая весть?

Нежданно вздохнувшие воды,
Шум дерева, шелест куста…
О скрытые знаки природы,
Вы посланы мне неспроста!

Вы посланы мне не случайно,
И в каждом — на дне, в глубине,-
Наверное, прячется тайна,
Разгадка которой
Во мне.

ПРИРОДА

Я — часть твоя,
Твое дитя,
Природа!
Но, словно пред тобою не в долгу,
Когда стенает в мире непогода,
Я счастлив и спокоен быть могу.

Зато, когда во мне бушуют страсти,
Бывает мир невозмутимо-тих:
Ты не желаешь принимать участье
В сомненьях и волнениях моих.

Но целое с частицею
В раздоре
Жить не должно, гармонию губя!
Быть может, мне —
И в радости и в горе —
Ты не мешаешь осознать себя?

Мать мудрая
На сына не в досаде,
Когда подчас он безразличен к ней
И, если он с самим собой в разладе,
Не мучает опекою своей.

Вот так и ты —
Ненужную заботу
Отводишь от созданья
Чтоб всё сильнее
Я любил свободу»
Всё дольше помнил
Кровное родство!

ОБЛАКА

Какую власть имеют над тобою
Скользящие по небу облака?
Ты только что была моей судьбою
Теперь ты безнадёжно далека.

Твоя Надежда в небесах витает,
И, к облаку пристроившись легко,
Твоя Любовь на север улетает,
И Вера светит где-то высоко!

Ты на Земле.
Но нет тебя со мною.
Ты рядом не окажешься,
Пока
Все тянутся над нашей стороною,
Как братья птиц весенних,
Облака…

Я выше ростом, только отчего-то
Нестранно знать,
Что прямо надо мной
Плывёт твоё лицо —
Вполоборота
К моей невосхищённости земной.

И навзничь я упал в прохладный клевер,
Чтобы глаза увидели с земли
Твоё лицо,
Летящее на север —
Там, где над миром облака текли!

ПОСОХ

Из ветви выстругали посох,
Тяжеловатую клюку.
Не страшно на крутых откосах
Теперь седому старику.

Не раз его в оврагах здешних,
В дни радостей и в дни тревог,
Кормил и привечал орешник,—
И вот опять ему помог.

Да старику немного жалко,—
Как будто в том его вина,
Что полированная палка
Коры и листьев лишена.

Идёт он трудно,
Дышит туго.
Он сам себе покой смутил,
Как будто что-нибудь
У друга
Тайком из дома прихватил…

Зачем напрасно душу травишь?
Ну, что ты там ни говори —
Обратно ветку не приставишь,
Не вырвешь зелень изнутри!

Молчит старик, безвинныи грешник.
Прилёг под куст: тяжёл подъём…
Над ним качается орешник,
Шумит о чём-то о своём.

В том шуме — злая непогода
Или земная благодать?
Но что там думает природа,
И старикам не разгадать…

***
Вот встретились в небе над веткой
Бездушный свинцовый комок
И сердце за хрупкою клеткой,—
Ты счастлив, умелый стрелок.

И птица не спросит, не спросит,
Зачем её жизнь коротка,
Когда её тельце отбросит
Твоя удалая рука.

Ты снова, прищурившись, метишь,
Без промаха бьёшь в высоту.
И сам-то скорей не ответишь,
Зачем её так — на лету…

Да, если бы птицы не пели,
То, хочешь, не хочешь ли знать,
Едва ль у твоей колыбели
Певала бы добрая мать.

ПЕСНЯ ЛЕТА

Я насвистывал песню лета,
Взяв мотивчик на час взаймы,
И она отзывалась где-то
В неподвижном лесу зимы.

Напевал, как попало ставил
Мне одолженные слова.
Не подумайте — снег не стаял
И не выпросталась листва!

Было холодно, влажно, мглисто.
Воздух взбалтывая сырой,
Эхо голоса, эхо свиста
Приближалось ко мне порой.

Луч, светящийся вполнакала,
Хвою сумрачную прожёг,
Словно лето напоминало,
Что пора возвращать должок.

Все слова и мотивчик славный
Я отдал и пошёл назад
В начинавшийся
Сильный, плавный,
Предугаданный снегопад:

Не останется без ответа
По законам простой игры
Песня лета, ах, песня лета,
Прозвучавшая до поры!

***
Ты бремя лет превозмогла,
Пускаясь в долгий путь,
Когда из прошлого пришла,
Не постарев ничуть.

К чему бросаться взглядом вспять,
Угадывать черты?
Тебя не нужно узнавать —
Конечно, это ты.

Та, туфли скинувшая вдруг
И в тоненьких чулках
Бегущая под визг подруг
На праздничных снегах!

Но стёрт давно
Тот лёгкий след
Ветрами бытия…
Переменился белый свет.
Переменился я.

Лишь неизменен облик твой,
Зовущая к добру,
Как будто ты водой живой
Умылась поутру!

Весёлой юности глоток
Обжёг мою гортань,
Но тут же
Сам себе, жесток,
Сказал я: «Переставь!

Невозвратима та любовь
На лоне декабря!»
И на тебя взглянул я вновь,
Как будто говоря:

Нет, жизнь нам права не дала
И на святую ложь.
Коль ты из прошлого пришла,
Ты в прошлое уйдёшь!

Туда, где я остался сам
Счастливым, молодым.
Твой ясный взгляд мне больше там,
Чем здесь,
Необходим.

***
Вдруг однажды сбиваешься с шага,
Оглянувшись на годы свои
И увидев, что высшее благо —
Это дни безответной любви!

Обретенья, успехи, утехи…
Скучной кажется их череда:
В нашей жизни заметные вехи
Оставляют печаль да звезда,

Что стояла над садом, над домом
Равнодушно,—
Ты чувствовал сам,
Как нелепо с надсадом, с надломом
Обращаться в мольбе к небесам!

И любимая —
Волею взгляда
Показавшая — трудно ясней! —
Что напрасно, не нужно, не надо,
Непростительно думать о ней!

И тогда я вскричал:
«До свиданья!» —
И не пели нигде соловьи…
Золотые минуты страданья —
Неразменные деньги мои!

Я не ими платил за удачу,
За короткое счастье в ответ.
Ни единой слёзы не истрачу
Из печалей промчавшихся лет!

***
Всё забудем, как свечку задуем:
Пусть коротким стрельнёт огоньком!
Да чуть-чуть помолчим,
Поколдуем
Над весёлым лиловым дымком.

Растекается он, уползает,
Превращается в серый рассвет.
На осенней земле исчезает
Нашей тайны единственный след.

Но покуда дымок не растёкся,
Промелькнули в дрожащем клубке
То ли сильное вешнее солнце,
То ли лёд на январской реке,
То ль стена ресторанного зала,
То ли парк в предзакатном огне —
Там, наверно, когда-то стояла Ты
С лицом, обращенным ко мне…

Может, это и ты разглядела,
Но сказала:
«Пора уходить!»
Потому что последнее дело —
За неверным виденьем следить.

Отрываешься ты от меня,
Отрываюсь и я от тебя,
Как лиловый дымок от огня
Отрывается, в вечность летя.

Улетает лиловый дымок.
Я бы мог…
Ну, а что бы я мог?

Поредела рассветная мгла.
Я б могла…
Ну, а что б ты могла?

***
Коль спорить нечего
И нечего терять,
Строку из Гнедича
Так сладко повторять
Без жеста гневного,
Грустя наедине:
«Быть может, некогда
Восплачешь обо мне!»

Так Пушкин, помнится,
Смиряя юный пыл,
Холодной моднице
Вдогонку говорил,
Идя вдоль Невского
По левой стороне:
«Быть может, некогда
Восплачешь обо мне!»

Не надо малости,
Коль всё не отдала.
Не надо жалости,
И крошки со стола,
И гроша медного,
И капельки на дне…
«Быть может, некогда
Восплачешь обо мне!»

А вдруг отчаешься,
Годок-другой спустя
К тому потянешься,
Что бросила шутя,—
Не будет этого
Ни по какой цене!
«Быть может, некогда
Восплачешь обо мне!»

БЕСЕДКА

В пустой беседке над обрывом,
Смотря рассеянно во тьму,
Я был несчастным и счастливым
И равнодушным ко всему.

Как будто те, кто здесь страдали,
Хандрили, жаждали любви,
Поочередно передали
Мне чувства тайные свои.

Сменялись моды и эпохи —
Шумела вечная листва.
Не прерывались страсти, вздохи
И дерзновенные слова!

Они торжественно звучали
В беседке старой под луной,
Где радость
Издавна печали
Была сестрицею родной.

От безразличия к томленью,
От горя к радости простой,
Не знаю по чьему веленью,
Я плыл сквозь мглу
В беседке той.

Забросил, раз такое дело,
Свои заботы и дела,
Пока душа не оскудела,
Пока черёмуха цвела!

СЁСТРЫ

Там, где встал над кварталом
Магазин «Гастроном»,
Я в стихе запоздалом
Говорю об ином.
Вижу в окнах салона
Дом и лампу в окне,
Где Наталья и Нонна
Улыбаются мне.

Это временем смыто,
Все напрасны слова.
Но у старого быта
Есть простые права!
И брожу я законно
В незапамятном дне,
Где Наталья и Нонна
Улыбаются мне.

От любви полудетской
Шёл я, небом храним,
К дому, где Достоевский
Жил мальчишкой чудным.
Я почти невлюблённо
Вспоминал в тишине,
Как Наталья и Нонна
Улыбаются мне.

Повторяется то же
В предвечернем дыму…
Кто я, господи боже?
Сам себя не пойму,
Если напропалую
В стародавних огнях
Те же губы целую,
Те же плечи обняв!

АЛЬБОМ ИЗ СУНДУКА

Прелестный, но, увы,
Несовременный слог:
«Зачем сломали
Вы Моей любви цветок?

И нежности ростки
Примяли каблуком?»
И всё ж — не пустяки.
И всё ж — не пустяком

Для автора письма Была,
как ни шути,
Короткая весна
Назад сто лет почти.

Не думал он, что смог
Потомков поразвлечь.
Когда тоску облёк
В изысканную речь.

Стиль — это человек,
Замечено не вдруг.
Но это также — век,
Но это также — круг.

Он был, конечно, прав,
Горюя над строкой,
Не просвещённый граф,
Не гений никакой,

Не сумрачный студент,
Который всё читал,—
Наивный декадент,
Простак-провинциал!

Повыцвели слова,
И пожелтел листок…
Любовь всегда права,
Какой ни выбрать слог!

И не её вина
Почти сто лет назад,
Что сделалась смешна
На современный взгляд!

***
Всё удавалось,
Всё сбывалось,
Всё делалось само собой!
Ещё неделя оставалась…
Счастливые, наперебой
Мы повторяли:
«Сказка, диво!»
«Так не бывает… Это сон!»
Цветущие миндаль и слива
Тянулись к нам со всех сторон.
Удача в руки к нам летела!
Я жил, лукавя и шутя.
Ты на меня порой глядела,
Как на отца глядит дитя:
Ну словно я — волшебник добрый
И всё умею, всё могу,
С тех пор, как осторожно обнял
Тебя на этом берегу!
Могла ты спрашивать без счёта —
Так были для тебя странны
Моя судьба, моя работа,
Любовь к обломкам старины.
Мелькали залы и причалы,
Дорога лезла в облака,
И в нашем сердце для печали
Не оставалось уголка!
Ты говорила мне у моря,
Даря прощальный поцелуй:
«Мой милый, ты не знаешь горя!»
– Да знаю, знаю.
Не горюй.

***
Будь хотя бы за то благодарен любви,
Если даже прошла без следа,
Что нам милые дарят
Кварталы свои,
Переулки, мосты, города!

О, чужая округа, чужие дворы!
Ты б сюда не забрёл отродясь.
Да возникла меж вами
С недавней поры
Незаметная, кровная связь.

Все пути твои прежде лежали не тут,
Потому что Москва велика.
Пусть дворы эти в сердце мужчины войдут.
Чтоб воскреснуть в глазах старика.

Чтоб старик через годы, прощаясь с Москвой,
Был за то благодарен судьбе,
Что возможно приникнуть седой головой
За углом
К водосточной трубе,—

И услышать опять, как от первых ворот
По асфальту стучат каблуки,
И увидеть весеннего платья полёт
За стремительным взмахом руки!

А пока ещё молод, следи не спеша
За течением жизни окрест,
Ибо женщина,—
Та, что с тобою,—
Душа
Этих новых таинственных мест.

Оглянись, уходя,
И своими зови
Мост, проулок, квартал городка.
Будь хотя бы за то благодарен любви,
Если даже она коротка.

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Стихи, русская поэзия, советская поэзия, биографии поэтов
Добавить комментарий