Леонид Хаустов (1920 – 1980)
Лицо любви
* * *
Жизнь большой была дана,
Каждый день в ней прожит.
И теперь гляжу: она
Мне ещё дороже.
Говорю всему — живи!
Мир полям и дому.
А стихи — лицо любви
Ко всему живому.
САМОЕ ПЕРВОЕ
У подружки на коленях цыпки,
Тоже восемь исполнялось ей.
Никакой не может быть ошибки:
Я в неё влюблён был до ушей.
За руку я вёл её, а воздух
К ночи был прохладней, да из тьмы
Низко-низко наплывали звёзды
Потому, что великаны мы.
Многих мы любили, забывали,
Были в жизни радость и беда,
Только никогда нам не бывали
Звзды счастья ближе, чем тогда.
ШКОЛЬНОЕ
Как я её боготворил,
Неся портфель её из школы!
День был распахнуто-весёлым,
И битый лёд Фонтанкой плыл.
И Марсово чернело поле,
И виден был её подъезд.
О тот портфель из гранитоля —
Мой самый лёгкий в жизни крест!
Мы, кисти рук переплетая,
Остановились у перил.
Я сам, как день весенний, таял,
Я сам, как лёд Фонтанкой, плыл!
* * *
Улиц пустынных гладь.
Плавный полёт мостов.
Чудится мне опять
Шорох твоих шагов.
Вслушаюсь, сберегу…
Рад я или не рад?
Сфинксы на берегу
Тайны свои хранят.
Тает ночная мгла.
Шпиль над Невой блестит.
Улица, как стрела,
В красный рассвет летит.
Город моих стихов,
Город твоих шагов.
* * *
Ты к высоким соснам над рекою
Приходила на исходе дня
И среди вечернего покоя
Пела и не видела меня.
Пела ты, и в голосе звучало
Молодости нашей торжество.
Песня, словно лодка у причала,
Встала возле сердца моего.
* * *
Цыганское солнышко — месяц в ночи
Над нами высоко-высоко…
Молчи!
Мне кажется: я узнаю эту ночь,
Давнишнюю ночь, когда было невмочь
От счастья, от ветра, от света в лицо,
Которые нас забирали в кольцо.
И падает сердце, и нечем дышать,
Я даже тебя не могу целовать,
Я даже смотреть на тебя не могу…
Я это мгновенье навек сберегу!
Цыганское солнышко светит в ночи,
Зелёные хлещут нам в лица лучи.
Лебяжья канавка. Обугленный сад.
И двое, впервые обнявшись, стоят.
В СОРОК ПЕРВОМ…
Этот снег, этот лёд, ни огня…
Метронома привычные звуки…
И касаются слепо меня
Исхудавшие лёгкие руки.
Руки холодны то ль горячи,
А в глазах то печаль иль отрада?
Я люблю тебя! Только молчи.
Никакого ответа не надо.
* * *
Давно ли было так: безусый школьник
Дружил с другим. Ещё была она.
И — разминулись. В этот треугольник
Войною вся страна заключена.
Но будет день, и мы придём назад.
Ты, девочка, не будь со мной лукава,
Ведь я, ей-богу, заработал право
Сказать тебе, что я хочу сказать.
* * *
ЛЮБОВЬ
Споря с тягостной тьмою,
Словно вызов войне,
Ты блокадной зимою
Приходила ко мне.
В шубке, в валенках рваных,
В той ушанке смешной
И в платке, что затянут
Был узлом за спиной.
Словно горы, сугробы
Пересилив едва,
Приходила ты, чтобы
Мне сказать, что жива.
Будто боги, седые
От метельных снегов,
У ворот часовые
И мерцанье штыков.
И суровый молчальник —
До ста лет ему жить! —
Караульный начальник
Говорил:
— Пропустить!
ЦВЕТЫ
Кромсаемый обстрелом ежечасным
Полупустынный, тихий Ленинград
Нам показался, как всегда, прекрасным,
Но ближе и роднее во сто крат.
И разрушенья всем своим обличьем,
Касаясь больно сердца моего,
Подчёркивали грозное величье
И оттеняли красоту его.
Там, где стена пробоиной зияла,
Где высились фанерные щиты,
Нам улыбаясь, женщина стояла,
Держа в руках садовые цветы.
Мы красоту в войну не предавали,
И не был человек душою слеп.
Цветы, цветы! Их тут не продавали,
А попросту меняли их на хлеб.
Ты шла с цветами. Первыми твоими.
С улыбкой окунала в них лицо.
И обручало нас с тобой незримо
Железное блокадное кольцо.
НАБЕРЕЖНАЯ НЕВЫ
Набережная Невы.
Дом, и у подъезда львы.
Морду положив на лапы,
Вход сердито стерегут.
Дорогая, здесь жила ты,
Я с тобой простился тут.
Долго думал о тебе я
Там, у невских рубежей,
И опять гляжу, робея,
На гривастых сторожей.
Все как прежде… Лишь
отломан
Над окном твоим карниз.
Я взбежал к двери знакомой
И ни с чем спустился вниз.
Набережная Невы.
У подъезда дремлют львы.
Стерегли вы, стерегли.
Что ж её не сберегли?..
* * *
Мимо наших парадных по улицам нашим брожу
и в оконные рамы, как будто бы в раны, гляжу.
От неоновых ламп марсианский клубится туман,
город глухо волнуется, словно людской океан.
Я ищу тебя всюду, но нет тебя больше нигде.
Ты осталась на той на зловеще-багровой звезде.
Мне тебя не найти ни в какие теперь времена.
Имя этой звезды — беспощадное слово «война».
ПАМЯТИ НАШЕЙ ЮНОСТИ
Самой первой мальчишеской ласкою,
Навсегда полюбя,
Дотянусь я за горы Кавказские
В тот июль, до тебя.
Там средь звёзд, с поднебесия свешенных,
Выщербляя гранит,
Пенной Мзымтой в ущелий бешено
Наша молодость мчит.
У костров запевали и спали мы,
И пойди оторви
Весть о первых боях в Испании
От начала любви.
И дороги разлук рокадные,
Где поблажек не жди,
Дни блокадные, беспощадные
Ждали нас впереди.
Годы юности. Славны тем они,
Что учили нас жить.
Чтоб не ведать прошедшего времени
У глагола — любить.
* * *
Пруды прозрачны и круглы.
В них опрокинут небосвод.
И облака, что так белы,
И чёрных ласточек полёт.
И. самый первый робкий луч,
И сразу всех лучей поток,
Весь клён, который так могуч,
И каждый трепетный листок.
Как в ясных утренних прудах,
Мир отражён в твоих глазах.
* * *
Синий дым моё окошко застит:
То сирень персидская в цвету.
Звёздочки, что обещают счастье,
Обрывает ветер на лету.
Помню, нужно было по примете
Звёздочку такую сразу съесть.
Сколько я на жизненном рассвете
Проглотил их, горьких,— мне не счесть.
Ты пришла, глазами голубея,
Принесла и радость, и беду…
И с тех пор, как вспомню о тебе я,
Слышу привкус горечи во рту.
* * *
Пусть меня разбудит утром ветер,
Распахнувший настежь окна с шумом,
Чтобы я, забыв про всё на свете,
О тебе, назло себе, подумал.
По утрам земля и сад вишнёвый,
Облака, что пролетают мимо,
Всё мне кажется каким-то новым,
Ты же всё по-старому любима.
Прежние в знакомых окнах рамы
И под крышей ласточкины гнёзда.
Не зайду не потому что рано,
Не зайду я, потому что поздно.
ДЕРЕВЕНСКИЕ ОГНИ
И был среди них для меня самый светлый.
Вот он, загоревшись в родной стороне,
Сквозь тысячу вёрст, сквозь метельные ветры,
Такой негасимый, пробьётся ко мне.
И сердце опять замирает в тревоге.
Как будто бы рад я коню и саням —
Лечу по накатанной лунной дороге
Навстречу полуночным, близким огням.
БУХТА «ОЛЬГА»
С волною, что, как слёзы, солона,
Вёл парусник немыслимую битву,
И женские простые имена
Преображались на губах в молитву.
И наконец — угрюмая земля,
Где сопки круто высились в тумане,
Пристанище дала для корабля,
Что столько дней мотался в океане.
И капитан, видавший виды волк,
Махнув земле фуражкою наволглой,
Сказал: «Я в этом понимаю толк,
И нарекаю эту бухту Ольгой».
Житейский океан вокруг ревёт,
Навстречу мне стремительно несётся.
Так пусть же имя светлое твоё
Моим спасеньем в сердце отзовётся.
* * *
Радостно, влекуще, незнакомо
В голову какой-то лезет вздор…
Я люблю, пиджак оставив дома,
Окунуться в луговой простор.
Так люблю я эту пору мая,
Когда всё купается в тепле,
Так люблю, что… даже забываю:
Нет тебя со мною на земле.
СЧАСТЬЕ
Все забыл я передряги,
Все обиды я простил
И не хочу перетряхивать
Листьев опавших настил.
Ветра объятье тугое,
Пламя зари на сосне.
Счастье! Что это такое?
Кем ты приходишься мне?
Рядом оно – у порога,
В ветре чуть горьком на вкус.
Может вселиться в дорогу,
В алый шиповника куст.
Или с размахом вселенским
Небом глядеться в реку…
Всё-таки именем женским
Счастье своё нареку.
С мудростью ложною споря,
Встал я навстречу судьбе.
Счастье – не выдумка горя,
Счастье – само по себе.
Цитируется по: Оставляю вам стихи. Стихотворения я поэмы. Лениздат. 1982.