Симонов Константин Михайлович
(1915, Саратов -1979, Москва)
Знаменитый поэт, прозаик, драматург. На Колыхай Север впервые приехал по заданию газеты «Красная Звезда» осенью 1941 г. Создaл ряд очерков об участниках обороны Заполярья («Записки военного корреспондента»). Здесь Симоновым были написаны многие стихи: «Жди меня», «Словно смотришь в бинокль перевернутый», «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины» и другие.
ГОЛОС ДАЛЁКИХ СЫНОВЕЙ
Метель о брёвна бьётся с детским плачем,
И на море, вставая, как стена,
Ревёт за полуостровом Рыбачьим
От полюса летящая волна.
Бьют сквозь метель тяжёлые орудья,
И до холодной северной зари
Бойцы, припав ко льду и камню грудью,
Ночуют в скалах Муста-Тунтури.
Чадит свеча, оплывшая в жестянке,
И, согревая руки у свечи,
В полярной, в скалы врубленной землянке
Мы эту ночь проводим, москвичи.
Здесь край земли. Под северным сияньем
Нам привелось сегодня ночевать.
Но никаким ветрам и расстояньям
Нас от тебя, Москва, не оторвать!
В антенну бьёт полярным льдом и градом.
Твой голос нам подолгу не поймать,
И всё-таки за тыщу вёрст мы рядом
С тобой, Москва, Отчизна наша, мать!
Вот снова что-то в рупоре сказали,
И снова треск, и снова долго ждём –
Так, сыновья твои, из страшной дали
Мы материнский голос узнаём.
Мы здесь давно, но словно днём вчерашним
Мы от своей Москвы отделены,
Видны Кремля нам вековые башни
И площади широкие видны.
Своих друзей московских узнаём мы.
Без долгих слов, в руках винтовки сжав,
Они выходят в эту ночь из дома,
Мы слышим шаг их у твоих застав.
Мы видим улицы, где мы ходили,
И школы – в детстве мы учились в них, –
Мы видим женщин, тех, что мы любили,
Мы видим матерей своих седых.
Москва моя, военною судьбою
Мать и сыны сpавнялись в грозный час:
Ты в эту ночь, как мы, готова к бою,
Как ты, всю ночь мы не смыкаем глаз.
Опять всю ночь над нами крутит вьюга,
И в скалах эхо выстрелов гремит.
Но день придёт: от Севера до Юга
Крылатая победа пролетит!
Мы верим, что среди друзей московских
Ещё пройдём по площадям твоим,
В молчании ещё у стен кремлёвских
Мы, слушая куранты, постоим.
B твоих стенах ещё, сойдясь c друзьями,
Победный тост поднимем над столом.
И павших, тех, что нет уж между нами,
Мы благодарным словам помянем.
Мы верим в это. Мы сидим в землянке.
Снег заметает мёрзлyю траву,
Нам не до сна, свеча чадит в жестянке.
Мы слушаем по радио Москву…
Октябрь 1941, Рыбачий
* * *
Словно смотришь в бинокль перевёрнутый —
Всё, что сзади осталось, уменьшено,
На вокзале, метелью подёрнутом,
Где-то плачет далёкая женщина.
Снежный ком, обращённый в горошину, —
Её горе отсюда невидимо;
Как и всем нам, войною непрошено
Мне жестокое зрение выдано.
Что-то очень большое и страшное,
На штыках принесённое временем,
Не даёт нам увидеть вчерашнего
Нашим гневным сегодняшним зрением.
Мы, пройдя через кровь и страдания,
Снова к прошлому взглядом приблизимся,
Но на этом далёком свидании
До былой слепоты не унизимся.
Слишком много друзей не докличется
Повидавшее смерть поколение,
И обратно не всё увеличится
В нашем горем испытанном зрении.
1941 г.
* * *
А. Суркову
Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,
Как слёзы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: – Господь вас спаси! –
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шёл тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, всё-таки Родина –
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти просёлки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на просёлках свела.
Ты помнишь, Алёша: изба под Борисовом,
По мёртвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьём,
Ты помнишь, старуха сказала:- Родимые,
Покуда идите, мы вас подождём.
“Мы вас подождём!”- говорили нам пажити.
“Мы вас подождём!”- говорили леса.
Ты знаешь, Алёша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока ещё милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
1941
ПОЛЯРНАЯ ЗВЕЗДА
Меня просил попутчик мой и друг,—
А другу дважды не дают просить,—
Не видя ваших милых глаз и рук,
О вас стихи я должен сочинить.
В зелёном азиатском городке,
По слухам, вы сейчас влачите дни,
Там, милый след оставив на песке,
Проходят ваши лёгкие ступни.
За друга легче женщину просить,
Чем самому припасть к её руке.
Вы моего попутчика забыть
Не смейте там, в зелёном городке.
Он говорил мне, что давно, когда
Ещё он вами робко был любим,
Взошедшая Полярная звезда
Вам назначала час свиданья с ним.
Чтоб с ним свести вас, нет сейчас чудес,
На край земли нас бросила война,
Но всё горит звезда среди небес,
Вам с двух сторон земли она видна.
Она сейчас горит ещё ясней,
Попутчик мой для вас её зажег,
Пусть ваши взгляды сходятся на ней,
На перекрёстках двух земных дорог.
Я верю вам, вы смотрите сейчас,
Пока звезда горит — он будет жить,
Пока с неё не сводите вы глаз,
Её никто не смеет погасить.
Где юность наша? Где забытый дом?
Где вы, чужая, нежная? Когда,
Чтоб мёртвых вспомнить, за одним столом
Живых сведёт Полярная звезда?
1941, Рыбачий
* * *
Над чёрным носом нашей субмарины
Взошла Венера – странная звезда.
От женских ласк отвыкшие мужчины,
Как женщину, мы ждём её сюда.
Она, как ты, восходит всё позднее,
И, нарушая ход небесных тел,
Другие звёзды всходят рядом с нею,
Гораздо ближе, чем бы я хотел.
Они горят трусливо и бесстыже.
Я никогда не буду в их числе,
Пускай они к тебе на небе ближе,
Чем я, тобой забытый на земле.
Я не прощусь с опасностью земною,
Чтоб в мирном небе мёрзнуть, как они,
Стань лучше ты падучею звездою,
Ко мне на землю руки протяни.
На небе любят женщину от скуки
И отпускают с миром, не скорбя…
Ты упадёшь ко мне в земные руки,
Я не звезда. Я удержу тебя.
1941
* * *
Мне хочется назвать тебя женой
За то, что так другие не назвали,
Что в старый дом мой, сломанный войной,
Ты снова гостьей явишься едва ли.
За то, что я желал тебе и зла,
За то, что редко ты меня жалела,
За то, что, просьб не ждя моих, пришла
Ко мне в ту ночь, когда сама хотела.
Мне хочется назвать тебя женой
Не для того, чтоб всем сказать об этом,
Не потому, что ты давно со мной,
По всем досужим сплетням и приметам.
Твоей я не тщеславлюсь красотой,
Ни громким именем, что ты носила,
С меня довольно нежной, тайной, той,
Что в дом ко мне неслышно приходила.
Сравнятся в славе смертью имена,
И красота, как станция, минует,
И, постарев, владелица одна
Себя к своим портретам приревнует.
Мне хочется назвать тебя женой
За то, что бесконечны дни разлуки,
Что слишком многим, кто сейчас со мной,
Должны глаза закрыть чужие руки.
За то, что ты правдивою была,
Любить мне не давала обещанья
И в первый раз, что любишь,— солгала
В последний час солдатского прощанья.
Кем стала ты? Моей или чужой?
Отсюда сердцем мне не дотянуться…
Прости, что я зову тебя женой
По праву тех, кто может не вернуться.
1941 г.
* * *
Я, перебрав весь год, не вижу
Того счастливого числа,
Когда всего верней и ближе
Со мной ты связана была.
Я помню зал для репетиций
И свет, зажжённый, как на грех,
И шёпот твой, что не годится
Так делать на виду у всех.
Твой звёздный плащ из старой драмы
И хлыст наездницы в руках,
И твой побег со сцены прямо
Ко мне на лёгких каблуках.
Нет, не тогда. Так, может, летом,
Когда, на сутки отпуск взяв,
Я был у ног твоих с рассветом,
Машину за ночь доконав.
Какой была ты сонной-сонной,
Вскочив с кровати босиком,
К моей шинели пропылённой
Как прижималась ты лицом!
Как бились жилки голубые
На шее под моей рукой!
В то утро, может быть, впервые
Ты показалась мне женой.
И всё же не тогда, я знаю,
Ты самой близкой мне была.
Теперь я вспомнил: ночь глухая,
Обледенелая скала…
Майор, проверив по карманам,
В тыл приказал бумаг не брать;
Когда придётся, безымянным
Разведчик должен умирать.
Мы к полночи дошли и ждали,
По грудь зарытые в снегу.
Огни далёкие бежали
На том, на русском, берегу…
Теперь я сознаюсь в обмане:
Готовясь умереть в бою,
Я всё-таки с собой в кармане
Нес фотографию твою.
Она под северным сияньем
В ту ночь казалась голубой,
Казалось, вот сейчас мы встанем
И об руку пойдём с тобой.
Казалось, в том же платье белом,
Как в летний день снята была,
Ты по камням оледенелым
Со мной невидимо прошла.
За смелость не прося прощенья,
Клянусь, что, если доживу,
Ту ночь я ночью обрученья
С тобою вместе назову.
1941, Рыбачий
Цитируется по: Была война… Фронтовая поэзия Кольского Заполярья: Сб. стихов / Сост. Д. Коржов.- Мурманск: Просветительский центр «Доброхот», Издательство «Добросмысл». 2004. – 160 с.: ил.
Также у нас на сайте представлены и другие стихи о войне.