Анкета Дня поэзии:
«Что вы думаете о народности поэзии, о возросшем интересе к национальным и классическим традициям в сегодняшней поэзии и каковы, на ваш взгляд, противоречия этого процесса?»
Нам отвечают: Л. Аннинский, В. Гусев, Е. Ермилова, В. Кожинов, Д. Ковалёв, С. Лесневский, А. Михайлов, И. Мотяшов, Е. Осетров, Д. Стариков, А. Тарковский, А. Яшин.
Дмитрий Ковалёв
Очень чутка поэзия к течению жизни, к движениям её атмосферных масс, никогда не зависящих от лёгких дуновений. И вот где-то здесь, по-моему, в сердцевине всего этого, кроется двигательная сила народных традиций поэзии, её национального своеобразия, которое так едино с народностью, что их и разделить немыслимо, не разрушив, не повредив живой ткани. И поскольку у каждого народа своё, неповторимое во времени, а человеческое присуще всем человекам, составляющим всякий народ, то именно в неповторимом и чувствуют люди больше всего общее. И впрямь — интересно ли мне читать французского поэта, в котором я не почувствую француза, с его тонкой остроумностью, и не только: именно у него мне особенно приятно, в нём самом находить и себя и своё — и это есть общечеловечное. Революционность в самой крови — ну как она может быть не родной человеку, в стране которого революция ленинской, победившей стала?.. Так вот о традициях: дико, но факт — уже даже привыкли и механически произносим: «Ах, это традиционно» — в смысле не ново, просто бездарно, если называть вещи своими именами. Даже бранным словом стало это «традиционно». Куда уж!.. И якобы это антиподы — традиционность и новаторство; простите, если некоторые несть числа «новаторы» приняли за своего противника такого сорта «традиционность», то и сами они, видать, не далеко ушли: по воину и противник. Между тем традиционными спокон веку становились только те поэты, которые были изнутри, из корня новаторами. Так и во всём. Неспроста же: суворовские традиции, наконец, ленинские, революционные, пушкинские, некрасовские, блоковские, есенинские, маяковские… Кто их продолжал — не стали традиционными. Как не стали и те, кто во что бы то ни стало расшатывал всё, что они укрепляли, и во что бы то ни стало делал всё непохоже, даже нарочито наоборот. У тех обычно получалось наоборот с известностью и, наконец, со славой. Они шумели в юности, которая, жаль, скоро проходит, а вместе с нею и шум. Сколько их уже объявлялось гениями, даже на мировой арене! Сколько уже на моей памяти объявленных новейшими знаменитостями на глазах перестали быть таковыми. Остаются вечно молодыми старые мастера. Старое, но грозное оружие!..
И уже представить себя без них невозможно. Вместе с тобою росло в тебе их сознание, и тобою, может, в чём-то обогащалось оно. И не только слава, а и известность к ним пришла не вдруг, не по молодости чаще всего, а ко многим после смерти. И на трудной их жизни многим теперь легко живётся. Да… Но я ушёл от главного. А главное — это их народность. Как мы её разумеем, хоть употребляем-то это словечко куда как охотно? Не помню случая, чтобы в книге, изданной до революции, я встретил что-нибудь плоское и пошлое, приписываемое фольклору. А уж народ, родивший эти богатства, был вроде бы темнее. Теперь читаю: «Геотектоника — не штука, геотектоника — наука», — и это приписывается народу.
Поэт Кольцов был в лучшем смысле народным. А вот Тютчев вроде бы и совсем другой, по речи, по понятиям. Но ведь стал же с годами не менее народным, если судить по тому, как черпает из него народ духовную высоту. Видимо, всё настоящее, вырастающее из осмысления своего народа и его будущего (да и прошлого, тем более настоящего, в котором всё — и бывшее и то, что ещё будет), не может не быть народным. Дело ведь не только в его явной языковой окраске и оболочке. Но у языка, на котором думает человек труда и ума, только и учиться. И это так надо, так необходимо. Учиться у него, а не учить его, каким ему быть. Не предписывать ему, не навязывать желаемое кому-то то «окультуривание-осовременивание», которое тут же становится не современным, а культура, кстати, никогда не являлась произвольной, временщицкой…
И вот становятся её достояниями Есенин, Павел Васильев, Борис Корнилов, Михаил Светлов, Асеев и Тихонов, Исаковский и Твардовский, Заболоцкий и Луговской, Василий Фёдоров и Смеляков, и ещё есть кого назвать — все традиционные, а каждый — другой, новый, и если всё, что уносит время, от нашей поэзии отслоится — какая она будет традиционно-новаторская — и какой нужен ей талантливый, высокоодарённый и культурный читатель, какой нужен уровень… Далеко не все поэты устроят людей этого уровня. И народность, вечно новая, как сознание, как духовный мир, будет прибывать, как весенняя река, вбирая в себя ручьи и речки языкового половодья нового времени, его дыхание, его силу и весеннесть. И всё народнее будет становиться книжное по мере увеличения общения с книгой всех без исключения.
Цитируется по: День Поэзии 1968, “Советский писатель”, Москва, 1968, 240 стр.