Валерия Шадрова. «Непроходные» строки и слова (о творчестве И. Нерцева)

В. М. Шадрова
( Санкт-Петербург)

«НЕПРОХОДНЫЕ» СТРОКИ И СЛОВА

Художественная литература является источником самых разнообразных сведений – о жизни, исторических событиях, характере отношений между человеком и властью, страстях человеческих. Между литературой и жизнью существует двусторонняя связь. С одной стороны, литературное произведение помогает лучше понимать людей и события близкой и давней истории, с другой – знание исторической эпохи способствует более глубокому пониманию всех нюансов человеческих и общественных отношений, отражённых в художественном произведении. Блестящими примерами исторического подхода к прочтению «Евгения Онегина» являются труды В. Набокова и Ю. Лотмана. Содержащийся в них комментарий существенно расширяет кругозор современного читателя этой «энциклопедии русской жизни», многие черты и чёрточки которой за прошедшие более чем полтора столетия ушли в небытие.

Само литературное произведение может быть объектом воздействия сил, лежащих вне литературы, к каковым относится система идеологических запретов, осуществляемых с помощью цензурирования литературного текста до выхода его из печати.

Для анализа возьмём поэтический сборник «Дневной свет» Игоря Нерцева (М.: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1974). Сборник готовился к печати в течение нескольких лет. Исторический фон – окончание периода «оттепели» и постепенный переход к эпохе «застоя». Несколько стихотворений из подготовленной книжки были опубликованы ранее в журнале «Аврора». При подготовке стихов к печати в «Авроре» возникли проблемы. В чём они состояли, видно из письма члена редколлегии журнала Лидии Гладкой, написанного торопливым, летящим почерком. Но сначала, чтобы было ясно, о чём идёт речь, надо прочитать те несколько стихотворений, печатать которые в авторской редакции в те годы показалось кому-то недопустимым.

НОВЫЕ ДОМА В СТАРОМ ГОРОДЕ

Страсть перестроек не пустячный зуд:
«Окраинами время не насытишь…»
На дно души уходит новый Китеж,
Взрывчатку вдоль по улицам везут.

А нынче город вырастил детей,
Умом и удальством не хуже предков –
Не надо бесконечностью запретов
От богатырских уводить затей.

И ни простое рубленое «Да!»
Ни каменное «Нет!» не объясняют,
Каким очарованием пленяют
Слои времён, слагая города.

…Идут, стирая мел на рукаве.
Дворами – в упоении пиратском
Подрывники, поди, узнай их в штатском!
И авторы проектов – во главе.

Они громят «доходные дома».
Но кое-где бесценную старинку,
Где стены помнят Пушкина и Глинку,
Где в окна билось «Горе от ума».

И заглушая карканье ворон,
Сражаются общественные мненья,
Рождая очаги сопротивленья
В стремленьи трезвом: сократить урон

Дом отстояли, а соседний – нет.
Храм защитили, потеряв ограду.
Отбили в контратаке колоннаду.
Под натиском отдали лазарет.

Здесь так навеки переплетено
Невечное с неоценимо вечным,
Что никаким терпеньем бесконечным
Их разделить без боли – не дано.

Украсившая два материка,
Земля отцов – бесценное наследство,
Как ни одна другая велика
Мы все запоминаем это с детства.

И. слава Богу, места вдоволь есть,
Куда бетоном вписывать эпохи,
Не зарясь на веков прошедших крохи.
О, первооткрывательская честь,

Зуд перестроек в душах исцели
И первозданным замани простором!
Да сохранится мрачный дом, в котором
Виденья Достоевского прошли!

Итак, письмо Лидии Гладкой:
«Игорь, дорогой, срочно появись! Дело уже продвинулось до вёрстки, и тут-то, как я и предполагала: убрать требуют «пиратское упоение» – у рабочих (!) – подрывников. Я грубо сделала:
«Дворами, – и без песен залихватских»
Ещё целый ряд был категорических возражений:
1) «не надо бесконечностью запретов»
2) «заглушая карканье ворон»
Думай! Что делать, очень жаль, если эти стихи будут сняты… Они понравились и В. Шошину.
«Поезд на Вязьму» – пришлось дать с добавлением «Год 1914» из-за «роты», а «Купол» и «Народ» под рубрикой – «Русь историческая».
Если есть категорические возражения, то срочно сообщи.
(….) Чтобы стихи не сняли, я сделала условную правку трёх строк.
(….)
С уважением, Л. Гладкая
P.S. Извини за страшно торопливое письмо: «Дом отстояли, а соседний – нет».

На раздумья оставалось несколько часов. Строка с «бесконечностью запретов» была заменена менее острым вариантом: «Их трудно спорной мудростью запретов»; «карканье ворон» ушло, вместо него появилось «И в городе уже сложился фронт». Кроме того, пришлось убрать первую строчку последней строфы, о «зуде перестроек», который – не правда ли – так напоминает нынешнюю ситуацию с уплотнительной застройкой исторической части города, планами сноса старого, органически петербургского дома № 29 на Съездовской линии Васильевского острова рядом с церковью св. Екатерины, чтобы на его месте соорудить станцию метро. «Зуд перестроек» старых кварталов, которому были (и остаются) подвержены городские чиновники, пришлось заменить нейтральным: «От островков застроенной земли// Ты первозданным замани простором!»

Интересно, что и «пиратского упоения» не было у автора в первоначальном варианте, а было нечто другое:

Идут, стирая мел на рукаве,
Дворами, многошумными когда-то,
Подрывники – ребята как ребята –
И авторы проектов – но главе.

Не страшнее ли безмолвие постепенно пустевших, старевших без детских голосов дворов – «пиратского упоения» подрывников, «ребят как ребят», посланных на дело?

Тем стихотворениям, события в которых могли относиться почти к любому десятилетию русской истории XX в., и первоначально не имевшим названий, во избежание ненужных, нежелательных аллюзий пришлось дать заголовки, отбрасывавшие описываемые ситуации в далёкое прошлое, например: «1913 год», «1914 год», «Листок, найденный меж страниц летописи» и т.п. Примечательно, что, поскольку эти «приделанные» названия носили условный характер, выполняя лишь функцию дистанцирования от современности, одно и то же стихотворение в разных машинописных копиях имеет такие варианты, как «После Батыева нашествия» и «После нашествия Чингиз-Хана». Если мысленно снять эти названия, то стихотворения оказываются совсем не иллюстрацией к далекой истории, а пугающе современными. Современными не только «глухим 70-м».

Вот стихотворение «Народ», которое требовалось прикрыть «шапкой» «Русь историческая», изъяв его смысл из контекста современности:

Народ осознаёт себя,
Сынов на труд благословляя,
На твердях радостей дробя
И в тиглях горестей сплавляя.

Ищи до самого конца
В себе, взрослея год за годом,
Черты бессмертного лица,
Что называется – народом.

В современном по содержанию и реалиям стихотворении «Год международного туризма» ход со сменой заголовка не мог повлиять на восприятие смысла, поэтому приходилось просто снимать строчки, воспринимавшиеся как направленные на конкретного адресата:

Бронзоликая дева,
Мемуарная слава,
Импозантный фасад.
Посмотрите налево!
Посмотрите направо!
Обернитесь назад!

В судный век изменений —
Обожатели мумий,
Вот где их торжество!
Вот их твердь: ни сомнений,
Ни потерь, ни раздумий,
Ни страстей — ничего.

Лишь поскольку застыло
Или окаменело,
Принимают в актив.
(Не ударит им с тыла,
Не испортит им дела,
Не войдёт не спросив!)

(…..)

(…..)

Жизненно верному образу «хмельного пролетария» в печати пришлось перевоплотиться в «прорицателя», что было, выражаясь современным языком, более политкорректно.

Прошло ровно тридцать лет, изменилась страна, изменился политический строй, экономика, люди. Цензурный режим значительно ослаб. Издавать – особенно на свои средства – можно стало всё. И при воспроизведении в печати нижеследующего стихотворения не надо будет ставить навязанный ему в 1974 году заголовок:

ПИСЬМО, ПОЛУЧЕННОЕ В ТЕАТРЕ «ГЛОБУС» ОТ НЕИЗВЕСТНОГО ЗРИТЕЛЯ
В ДЕНЬ ПРЕМЬЕРЫ «ГАМЛЕТА»

Не выпадая ни на час
Из колеса земных стремлений,
“Кто правду выскажет о нас?! –
Мы восклицаем. – Где тот гений,

И если вдруг великий брат
Твою откроет миру душу –
Ты даже вроде и не рад,
Как рыба, вылетев на сушу.

Нет сомнения в том, что для более полного и объёмного понимания эпохи, конкретного исторического периода, необходимо прочтение не только «допущенного к печати», но и внимательное изучение тех купюр и изменений текста, которые были сделаны, потому что иначе произведение вообще не увидело бы свет.