Владимир Бейлькин
Цитируется по: День поэзии. 1976. Л.О. изд-ва “Советский писатель”, 1976, 352 стр.
Владимир Бейлькин навсегда останется тридцатилетним; нелепый случай оборвал жизнь, но живы стихи, воплотившие всё лучшее, чем полнилось сердце.
Чисто внешне — жизнь как жизнь. Родился и раннее детство провёл в деревне. Окончив десятилетку, приехал в Ленинград. Учился в Архитектурном техникуме. Был призван в армию и служил рядовым далеко, на Крайнем Севере. Вернувшись из армии, поступил на завод сначала учеником фрезеровщика, а затем — три года — был фрезеровщиком. В 1969 году возвратился в архитектурную мастерскую № 1 Ленпроекта, где в скромной должности техника-архитектора и работал до самой смерти.
В том же 1969 году, пройдя большой творческий конкурс, по рекомендации Ярослава Смелякова и Татьяны Гнедич Владимир поступает в Литературный институт имени Горького.
Главным в жизни для него, конечно, была поэзия. Она вела по земле, она помогала в трудную минуту, она учила выбирать истинные пути, отбирать истинные ценности…
Многие мечты и замыслы Владимира Бейлькина остались неосуществлёнными. А он мечтал. Он однажды написал:
Сильней, чем есть, сильней, чем пить,
Чем выдержать экзамен,
Мне песню хочется сложить,
Небытию на зависть.
Да, многие мечты и планы остались неисполнившимися, но песню он сложил.
В Литературном институте (а Володя успел сдать экзамены за четвёртый курс) остался проект диплома — рукопись первой книги стихов. Хочется верить, что она найдёт путь к читателю. Ведь настоящие поэты — и это сказано давно — не умирают.
Вячеслав Кузнецов
ПОЛЯРНЫЕ БУДНИ
Как хорошо мне было в агрегатной
Дежурить по ночам у дизелей!
Я уши затыкал клочками ваты
И книжку брал потолще, поумней.
Когда шалила стрелка амперметра,
Я обороты плавно убавлял.
И ночь текла легко и незаметно,
Как по трубе солярка в дизеля.
Я знал, что высоко над дизелями,
По небу, как мальчишки по траве,
Полярное катается сиянье…
И так волшебно было в голове!
А где-нибудь в конце такой ночёвки,
Арктического снега наскребя,
Я обливал его струей сгущёнки
И угощал мороженым себя.
А в семь ноль-ноль, пушистый от мороза,
Стучался в дверь уверенно солдат,
А я сигал под иглистые звёзды,
Рожок привычно вставив в автомат.
Я шёл и слушал ветра завыванье,
Слегка сонлив и всё ж навеселе,
И улыбался шалостям сиянья
И еле слышной песне дизелей.
В пяти верстах почти как на ладони
Лежало море Лаптевых, за ним —
Посёлок Диксон, а чуть-чуть поодаль —
Град Воркута, пленительный как Рим!
* * *
Страницы листаю дрожащей рукою…
Я Фета читаю в метро под Москвою.
В гудящем составе под кожей планеты
Пульсирует дерзкое сердце поэта.
И ласточка чёркает воду крылом,
И пчёлы гудят над дурманным кустом,
И, как пассажиры, молчат небеса,
И звёзды мерцают, как чьи-то глаза.
И я не в метро, не в толкучке, не где-то,
А просто у ног Афанасия Фета.
* * *
Когда железка и магнит
В объятья бросились друг другу,
Я встрепенулся как с испугу:
Какая их связала нить?
И оглянулся я невольно
На мир у замерших дверей,
Хотя и знал, что это волны
Никем не видимых полей…
Листва мерцала, точно сито,
Но почему-то снова в дом
Меня тянуло как магнитом,
К Девчонке в платьице простом!
Я до сих пор её не понял!
Но все мне кажется: не зря
Мы целовались с нею в поле,
В магнитном поле пустыря!
ТЕЛЁНОК
Как я восторгался, счастливый ребёнок,
Когда поселялся тихоня телёнок
Под боком у печки, а сверху полати…
И я на полатях лежу, как в кровати.
Все спят, а я свешу свою головёнку
С высоких полатей, ладошку телёнку
Подсуну — он вежливо этак полижет,
Ударит копытцем и глубже задышит…
Мне странно и дивно, мне дивно и странно!
А ночь разверзалась, как даль океана!
И было просторно, и было пустынно!
Лишь я да телёнок! А печка остыла…
Но всё это в прошлом, всё было когда-то:
И тёплый телёнок, и печка, и хата.
Но всё это в сердце моём отстоялось,
Хватило на молодость, хватит на старость!
…Как трудно придётся потомку, коль станет
Поэтом: он хаты уже не застанет!
А я только вспомню о старенькой хате,
О кротком телёнке под кровлей полатей,
Как строчки рождаются, точно крольчата…
О ноев ковчег — незабвенная хата!
* * *
На заречном лугу, как и встарь,
На заре объявился косарь.
Вот по коске, как бы языком,
Он прошёлся своим оселком.
Вот расставил ступни, как матрос,
По травинкам прошёлся мороз…
И, как Муромец древле татар,
Наземь валивать травушку стал.
Ах, как чисто покос он ведёт!
Новобранцев как будто стрижёт.
Каждый стебель он сводит на нет,
Аж рубаха сыра на спине!
Ах, на лоб его капли росы
Перебрались по древку косы!
…Есть косьбы нерушимый закон:
Если солнце висит высоко,
Этот труд благородный оставь,
Печником или плотником стань,
Огольцов и старушек лечи,
На костяшках в конторе стучи…
И по этой причине, как встарь,
Словно камушек, сгинул косарь,
Лишь по глади прохладной земли
Невысокие волны пошли…
* * *
Не привыкну к тому, что живу,
Как весной, когда сходят созвездья
С высоты на резную листву,
Сад становится белым медведем…
Не привыкну к тому, как Трезор
Отзывается лаем на имя,
Как влекущий к себе горизонт
От меня ускользает налимом.
Не привыкну к тому, как в жару
В ледяную прохладу прыгну…
Не привыкну к тому, что живу,
Как к тому, что умру, — не привыкну!